О своей жизни, о своей стране и ее армии я написал несколько книг и продолжаю писать. Эта книга — самая первая.
Ее опубликовали на английском языке в 1981 году. Затем она появилась на многих языках мира, даже на японском. Эта книга давно пересекла «железный занавес» и вернулась туда, откуда я бежал. Ее издали на польском языке в подпольных типографиях свободной, непокоренной Польши, ее читают в Венгрии и Чехословакии. Теперь наконец книга выходит и на русском языке. Этого момента я ждал много лет. Книгу я писал прежде всего для своих соотечественников, которые все еще находятся под властью врагов, иногда даже не подозревая об этом.
Свято верю, что наступит день, когда наш народ сбросит врагов и освободится от их власти. Теперь я знаю, что тысячи моих соотечественников, рискуя жизнью, ведут упорную борьбу против режима врагов, приближая день, когда режим рухнет. К этому делу я тоже приложил руку.
Виктор Суворов
Лондон, сентябрь 1986 г.
Центральный Комитет партии принял решение резко поднять производство сельскохозяйственной продукции. Много умных голов думали над тем, как решения партии в жизнь претворить. Думал над этим и первый секретарь нашего обкома. А вместе с ним думали и вторые секретари, думали третьи секретари, думали советники, консультанты, референты.
Правду говоря, задача пустяковая. Климат у нас что в твоей Франции. Черноземы у нас метровые. Жирные черноземы — хоть на хлеб мажь вместо масла. Тракторов по нашим колхозам не считано, а агрономов и того более. Да вот беда — нет нам проку от рекордных урожаев! Ничего нам от тех рекордов не перепадает! Согласись, что по-другому и быть не может. Если нам за наш труд хотя бы по десять процентов произведенного нами выдавали, то мы мигом все разбогатели бы. Мы бы стали богаче тех чиновников, что инструкции нам пишут. А ведь это неравенство, несправедливость социальная. А еще, если нам и вправду по десять процентов перепадало бы, мы бы страну хлебом завалили — перепроизводство получилось бы. Нет, лучше недоесть, чем переесть. Поэтому партия решила сельскохозяйственное производство резко увеличить, но так, чтобы мы, крестьяне, в этом не были заинтересованы.
Долго думал наш обкомовский секретарь. Наконец придумал. А может, кто подсказал ему: «Удобрения!»
Что ж, дело хорошее. Решили на местном химкомбинате увеличить производство удобрений. Комбинат продукцию государству сдает, но если вскрыть резервы, если экономить сырье и энергию, если работать ударно, если на трудовую вахту встать, то… На химкомбинате митинг собрали. Трубачи щеки раздувают, трубы медью отливают, сверкают, ветер красный кумач полощет, рабочий класс речи говорит. Сказано — сделано. Всю зиму экономили. А 22 апреля вышли на трудовой субботник и произвели тысячи тонн удобрений из сырья сбереженного. Решением митинга все эти драгоценные тонны окрестным колхозам бесплатно передавались. Пусть будет урожай! Пусть расцветает наша Родина, как вешний сад. Опять оркестр гимны играл, опять речи говорили. Столичные корреспонденты с аппаратами суетились, а вечером о нашем химкомбинате в последних известиях по радио говорили, по телевизору показывали. Секретарь обкомовский рапорт посылал, а его газеты хвалили и всем настоятельно советовали опыт передовой перенимать. Все химкомбинаты по стране торжественно клялись тоже за экономию взяться и на сбереженном сырье урожай повышать.
Кончились трудовые праздники — за ними будни пошли. Утром с химкомбината прямо в обком позвонили: что с удобрениями делать? Все резервуары заполнены сверхплановой продукцией. Если ее немедленно не забрать, то комбинат остановится. Его, как корову, вовремя доить положено. Остановить производство нельзя — за это не премируют. Отдать сверхплановую продукцию государству тоже нельзя — для ее вывоза железнодорожных цистерн не запланировано. А на комбинат тем временем все новое сырье идет — куда его девать?
Из обкома в райкомы позвонили, а оттуда в правления колхозов: принимайте подарочек, да побыстрее.
Весть о том, что нашему колхозу бесплатно отвалили 150 тонн жидких удобрений, председателя нашего не обрадовала, не развеселила. Забрать подарок в двадцать четыре часа приказано. А у нас в колхозе семнадцать машин, да только три из них с цистернами. В одной из них молоко возили, в другой — воду. Для перевозки удобрений они как-то не подходили. Оставалась только одна цистерна — та, что для бензина. То была совсем старая машина, ГАЗ-51, того выпуска, когда двери кабины не железными делали — деревянными, из фанерок. До города 73 километра. Учитывая состояние наших дорог, это означало пять часов туда и пять часов обратно. В бочку только полторы тонны вмещалось. А водителем той машины был я.
Читать дальше