Илья Кораблев - Ганнибал

Как бы то ни было (мы последуем за рассказом Тита Ливия [21, 9, 3 — 11, 2], который представляется наиболее достоверным), Ганнибал, узнав о прибытии римского посольства (судя по свидетельству Аппиана [Апп., Исп., II], вместе с ним явились и находившиеся в Риме послы Сагунта), решился на смелый шаг: он отказался принять Флакка и Тамфила; по его распоряжению послам сообщили, что их безопасность гарантирована быть не может, а сам полководец в столь критической ситуации не имеет возможности их выслушать. [68] Ср., однако: Lenschau, Hannibal, Pauly's Realenzyklopadie der klassischen Altertumswissenschaft, bearbeitet von G. Wissowa (далее — Lenschau, P.—W. RE), Halbbd. 14, Stuttgart, 1914, Sp. 2323, который следует версии Полибия. Это рассчитанное оскорбление должно было заставить римлян выдвинуть неприемлемые требования и привести к срыву переговоров. Понимая, что теперь послы отправятся в Карфаген, Ганнибал, в свою очередь, обратился с письмами к руководителям баркидской группировки, дабы они могли заранее подготовиться. Судя по рассказу Тита Ливия, все было разыграно отменно: баркидской группировке удалось продемонстрировать политическое единство в совете. [69] Этот факт показывает, что утверждение Т. Додж [Th. A. Dodge, Hannibal, стр. 152], будто Ганнибал не мог рассчитывать на помощь из Карфагена, где важную роль играла «партия» мира, которая не позволила бы ему объявить войну, будто Ганнибал действовал со связанными руками и при постоянной угрозе быть отозванным, не соответствует данным, сохраненным традицией. Единственный, кто осмелился поддержать требования римлян в карфагенском совете, был старый враг Баркидов Ганнон, однако на него никто не обращал внимания.

Несколько иначе излагает события Зонара [8, 22], который, однако, связывает их уже с посольством, прибывшим для формального объявления войны. По Зонаре, точку зрения баркидской группировки высказывает некий Гасдрубал; ему безрезультатно возражает Ганнон, безрезультатно, хотя старики и те, кто помнил первую войну с Римом, его поддержали: молодежь и сторонники Баркидов решительно ему возражали. Гасдрубал, согласно этой версии, говоря об обретении «древней свободы», явно призывает к войне, поскольку следствием мирного развития в его изображении было рабство. Впрочем, версии Ливия и Зонары легко согласовать, приняв, что единственным оратором антибаркидской «партии» действительно выступил Ганнон, тогда как другие его сторонники выражали ему свое сочувствие в частных беседах, не осмелившись, видя господствующее настроение, защитить свою политическую позицию на заседании совета. [70] На важность традиции Диона Кассия — Зонары особенно указывает О. Мельтцер [О. Meltzer, GK, Н, стр. 450].

Тит Ливий приводит в своем сочинении речь Ганнона [21, 10]. Фактически эта речь сочинена самим Ливием. Здесь все то, что делают карфагеняне, настолько явно противопоставлено староримским добродетелям — верности, благочестию и т. п., [71] W. Ноffmann, Livius und der Zweite Punische Krieg, стр. 23. что она производит впечатление памфлета, направленного против современной Ливию порчи нравов, а не исторического документа.

В общем, поездка в Карфаген не принесла успеха римлянам. Карфагеняне обвиняли Сагунт в незаконных деяниях против их подданных [Апп., Исп., 12] и свой окончательный ответ сформулировали следующим образом [Ливий, 21, 11, 2]: «Война начата сагунтинцами, а не Ганнибалом; римский народ поступил бы несправедливо, если бы предпочел сагунтинцев стариннейшему союзу с Карфагеном». С этим римские послы возвратились на родину.

Тем временем осада Сагунта вступила в новую фазу. Потерпев серьезное поражение у пролома в городской стене, Ганнибал решил дать своим солдатам несколько дней отдыха (сагунтинцы воспользовались передышкой для того, чтобы на месте разрушенных стен возвести новые оборонительные сооружения). Неудача показала, насколько низок, в сущности, боевой дух карфагенского воинства, и Ганнибал сделал все что мог для повышения его боеспособности, обещая награды и главным образом обещая отдать солдатам всю добычу, которая будет захвачена при взятии Сагунта. Как видно, Ганнибал хорошо знал наемников, служивших у него под началом. И он не ошибся в своих расчетах. Ливий [21, 11, 4] пишет, что они «все до такой степени были возбуждены, что, если бы в этот момент (когда Ганнибал произносил свою речь. — И. К.) был дан сигнал, никакая сила, казалось, не смогла бы им противостоять».

Новый штурм карфагеняне начали одновременно во многих пунктах, так что сагунтинцы даже не знали, где должны они сосредоточить свои силы. Сам Ганнибал находился при передвижной осадной башне, бывшей выше всех городских укреплений. Подвергнув стены Сагунта интенсивному обстрелу из катапульт и баллист, установленных на башне, Ганнибал заставил защитников города спрятаться в укрытие, а потом отправил 500 солдат разрушать только что отстроенные укрепления. Через проломы карфагеняне снова вступили в город и, завладев там каким-то возвышением, снесли туда катапульты и баллисты, а само место окружили стеной. Так карфагеняне получили укрепленную позицию в Сагунте; судьба города была предрешена. Кольцо осады постепенно сжималось; сагунтинцы возводили все новые и новые стены; карфагеняне их захватывали и оттесняли противника все дальше в глубь города. К тому же в Сагунте начался голод.