Роман Антропов - Бирон

Джиолотти побледнел.

— Я не отравитель, Бирон! — глухо произнес он.

— Да я и не намерен ее отравлять, черт побери. Надо только устроить так, чтобы она навсегда покинула этот замок. А для этого необходим веский предлог. Бестужев, эта старая, хитрая лисица, горой стоит за нее.

— Хорошо, — начал Джиолотти, — у меня созрел один чудесный план. Спите спокойно!.. Только помните, что завтра Анна должна присутствовать на тайном свидании с нами, на магическом сеансе.

Жизнь в замке после бала началась поздно, но Анна Иоанновна чувствовала себя великолепно. То, что произошло вчера на бале, наполнило ее душу такой безумной радостью, что она не знала, за что приняться, что делать.

За завтраком, очень поздним, присутствовали Бестужев, Бирон и Джиолотти.

Петр Михайлович был угрюм, как никогда: он только что получил секретное сообщение из Петербурга, что над головой его дочери, княгини Аграфены Петровны Волконской, стоящей во главе политического заговора, собираются грозные тучи. {18} 18 …он только что получил секретное сообщение из Петербурга, что над головой его дочери, княгини Аграфены Петровны. Волконской, стоящей во главе политического заговора, собираются грозные тучи. — Княгиня Волконская Аграфена Петровна — дочь П. М. Бестужева — была активным членом оппозиционного Меншикову кружка. За это она была наказана высылкой из Петербурга. С падением Меншикова опалу по отношению к бестужевскому кружку продолжал Остерман. Членов кружка обвинили в государственной измене, княгиню Волконскую сослали в Тихвинский женский монастырь. Он отлично понимал, что это грозит и ему смертельной бедой.

Бирон, наоборот, был несказанно радостен, оживлен, а Анна Иоанновна — та просто ликовала. Разговор шел о чудесах синьора Джиолотти, который сидел, как и подобает великому чародею, с важным, сосредоточенным видом.

— Если бы я не видела всего этого собственными глазами, я подумала бы, что это — сказка, — произнесла герцогиня. — Не правда ли, Петр Михайлович?

Бестужев, оторвавшись от своих тяжелых дум, ответил:

— Вы правы, ваше высочество: я поражен не менее вас чудесами господина Джиолотти. Но…

— Ах, Петр Михайлович, ты все еще сомневаешься? — с досадой воскликнула Анна Иоанновна.

— Если вы, ваше превосходительство, желаете еще в большей степени и ясности увидеть вашу повелительницу в императорской короне, будьте любезны присутствовать сегодня на сеансе, — предложил Джиолотти.

— Ведь вы, ваше высочество, дали уже ваше милостивое согласие быть на нем? — склонился Бирон к герцогине.

— Да, да! Хоть это и страшно, но я желаю до конца убедиться в справедливости предсказания синьора Джиолотти.

Большая гостиная, прилегающая к тронному залу, тонула в полумраке. Всего только одна свеча, стоявшая на столе в высоком подсвечнике, освещала ее. Двери гостиной были настежь открыты в зал.

В гостиную вошли Анна Иоанновна, великий магистр, Бестужев и Бирон.

— У-у, как тут темно, как страшно. Жуть берет! — попробовала пошутить герцогиня.

— Я вас попросил бы, ваша светлость, настроить себя на несколько иной лад, — сурово произнес Джиолотти. — А теперь, прежде чем мы приступим к сеансу, будьте добры вымыть ваши руки. Умывальник вот здесь. Я приготовил его.

Все поочередно вымыли руки.

— Садитесь, господа, за стол! — предложил чародей. — Вы, ваша светлость, займите место в этом кресле. Вам ясно виден проход в зал?

— Да. Но там темно.

Суеверный страх уже начинал пробирать Анну Иоанновну.

— Об этом вы не беспокойтесь, ваша светлость. Если наш сеанс удастся, вы увидите там то, что очень заинтересует вас. А теперь я попрошу вас всех составить из рук цепь.

Джиолотти показал, как надо сделать и составить цепь, в которой сам он не принял участия.

Свеча в высоком шандале продолжала тускло гореть красноватым светом.

— Я, — начал Джиолотти, — как великий магистр, приказываю вам думать только об одном: о том существе, которое неисповедимыми путями Всемогущего должно сделаться порфироносным. Думайте! Сильнее! Сильнее! Пусть разорвутся в искрах и стуке страстное томление и сила вашего флюида…

Неведомый доселе страх объял души присутствующих.

Анна Иоанновна, за ней Бестужев и Бирон явно почувствовали, как пальцы их рук стали вздрагивать. Что-то нестерпимо остро-колючее пронизало все их существо.

Великий магистр что-то бормотал. Была ли это жаркая молитва правоверного католика, магическое ли заклинание индийского брамина, торжествующий ли гимн самого Сатаны, — это не могли решить испуганные, смятенные участники кабалистического «действа».