Роман Антропов - Бирон

— Очень немногое. Я только попрошу вас усиленно думать о том, что вам было бы угодно видеть.

После этих слов в руках чародея появилось маленькое золотое блюдечко, на которое он что-то насыпал из золотого же флакончика. Затем он поставил блюдечко на круглый небольшой столик, и вдруг трепетно-голубое пламя взвилось прямым, ровным столбом над таинственной чашечкой, а клубы ароматного, странно пахнущего дыма волнами заходили по залу. Казалось диковинным, как, откуда могли взяться столь большие клубы, в которых совсем скрылась фигура великого магистра. Вместе с этим откуда-то издалека донесся и прокатился по огромному залу аккорд музыки. Тихий звон серебристых колокольчиков как бы примешался к мелодичному звуку туго натянутой тонкой струны. Свет сразу погас. Потухли все люстры, все канделябры.

Анна Иоанновна почувствовала, что чья-то горячая рука с силой схватила ее руку, и она услышала слова чародея:

— Сосредоточьтесь над тем, что вы желаете видеть, ваша светлость! Думайте только об этом и пристально глядите прямо вперед.

Грозно, повелительно звучал голос Джиолотти; в нем уже не было ни мягкости, ни придворной вкрадчивости, а звучало лишь приказание.

Сам он казался каким-то огненным существом в том мраке, который воцарился в зале, — точно человека облили спиртом и подожгли.

— Вы видите что-нибудь на стене? — спросил затем чародей.

— Нет… ничего, — ответила герцогиня, — только какие-то искры.

— Напрягайте зрение!

И вдруг на стене, чуть-чуть озаренной фиолетово-голубоватым светом, стали вырисовываться фигуры. Сначала они не имели правильных, определенных очертаний. Казалось, точно бесформенные тени вздрагивали и плясали, то пропадая, по появляясь вновь.

Глубокая тишина царила в зале. Было лишь слышно взволнованное дыхание Анны Иоанновны и ее гостей.

Бежали секунды, сменяясь минутами, которые всем мнились бесконечными часами вследствие остроты жгучего, напряженного ожидания «чего-то страшного, необычайного с того света, от власти Сатаны».

Но вот мало-помалу пляшущие тени стали принимать определенные формы.

— Ах!.. — пронеслось вторично по залу.

Все увидели следующее: огромный, длинный стол, весь заставленный кубками, кувшинами. Посредине него, на почетном месте, восседает огромная фигура грозного царя, императора Петра. По правую руку его сидит худощавый, болезненного вида, молодой человек в какой-то иноземной военной форме с лентой и звездой.

— Кто это? Вы узнаете? — тихо, но повелительно прозвучал голос великого магистра, продолжавшего держать Анну Иоанновну за руку.

— Боже мой! — в ужасе прошептала она. — Да, да, все это так… Это — картина нашего свадебного пира… Вот мой могучий дядя, император Петр… А это — мой муж… Пустите меня, мне страшно!..

— А вот та, кто сидит по левую руку императора, кто она? — спросил чародей. — Глядите пристальнее!

— Это — я, я сама…

Чудесное, необычайное видение горело на стене несколько минут, а потом потухло. Но через пять-шесть секунд причудливые тени опять заколебались на стене.

Одна из присутствующих дам — жена важного курляндского чина — не выдержала ужаса таинственного сеанса и упала в обморок. Ее поспешно вынесли на руках в соседнюю гостиную.

Но завороженность толпы придворных гостей была настолько сильна, что происшествие, которое в иное время вызвало бы переполох, теперь не привлекло ничьего внимания.

Картина, представившаяся всем, была следующая: унылая поляна, занесенная снегом. Высокая гора… Небольшое здание, ярко освещенное. Несколько повозок, из которых первая, отличающаяся особой роскошью, окружена толпой людей. Из повозки выносят на руках человека в меховой шинели. Она распахнулась и позволяет видеть ленту и звезду… Тут же, впереди других, в бархатной горностаевой шубке стоит молодая женщина в позе глубокого отчаяния, заломив руки…

— Смотрите, ваше высочество, вы узнаете эту картину?.. — властно прозвучал голос Джиолотти.

— Это он, наш трагически умерший герцог! Это — видение его смерти в Дудергофе! — прокатился по залу испуганный гул голосов.

Анна Иоанновна, глубоко потрясенная, бессильно свесилась на руку великого чародея.

— Не надо больше… не надо… Мне дурно!.. — умоляюще произнесла она.

Бестужев, грубо схватив Джиолотти за рукав, дрожащим голосом произнес:

— Довольно! Или вы хотите уморить ее… и всех нас?

Люстры и канделябры зажглись сами собой снова. Анна Иоанновна стояла, тяжело дыша. Лица других были не менее бледны и взволнованны.