Роман Антропов - Бирон

При входе в аудиенц-залу их встретил капитан Альбрехт, стоявший в дверях и отсалютовавший фельдмаршалам.

— Ты разве начальник караула? — спросил его пораженный фельдмаршал Михаил Михайлович.

— Начальник дневного караула, ваше сиятельство, — ответил Альбрехт.

Михаил Михайлович нахмурился.

— Отчего меня не известили о прибытии семеновцев и преображенцев? — спросил Василий Владимирович. — Кто здесь распоряжался?

— По повелению ее величества сегодня войсками гвардии командует генерал Салтыков, — ответил Альбрехт.

Фельдмаршалы переглянулись.

— Василий Владимирович, ужели мы обыграны? — тихо произнес Михаил Михайлович.

Василий Владимирович покачал головой.

Дмитрий Михайлович подошел к Матюшкину и Трубецкому.

— Что все это значит? — спросил он.

— Императрица пожелала выслушать сама мнения шляхетства, — уклончиво ответил Матюшкин.

Черкасский был, видимо, взволнован. Стоящий рядом с ним Кантемир что-то горячо говорил ему.

Огромная зала вся гудела от сдержанных голосов, и в этом сдержанном гуле было что-то гневное и угрожающее. Из толпы офицеров иногда вырывались громкие фразы:

— Кто смеет ограничивать волю государыни?! Долой верховников!..

Верховники слышали это, видели враждебные взгляды и чувствовали приближающийся какой-то роковой момент.

Но вот все стихло.

Широко распахнулись двери, и в предшествии церемониймейстеров с золотыми жезлами вошла императрица. За ней следовала блестящая свита офицеров, ее статс-дамы и фрейлины.

Императрица казалась очень бледной в своем траурном платье, с небольшой короной на голове. Она выглядела моложе и стройнее. Большие черные глаза сверкали решимостью и словно затаенной угрозой. Впереди статс-дам шла герцогиня Мекленбургская, отдала всем поклон и опустилась в кресло.

Взойдя по ступеням трона, императрица остановилась, отдала всем поклон и села. Как-то напряженно и нервно прозвучал ее голос, когда она обратилась к присутствующим:

— Для блага моих подданных решила я выслушать мнения представителей «общества» о лучшем государственном устроении империи нашей. Не о благе своем помышляем мы, но токмо о благе державы нашей, вверенной нам всемогущим Богом. — Она замолчала и устремила напряженный, ожидающий взор на князя Черкасского.

Грузная фигура князя Черкасского заколыхалась. Он двинулся к трону в сопровождении Татищева, державшего в руках челобитную.

Все словно замерли.

Верховники подались вперед и тесной группой стояли почти у самых ступеней трона.

— Ваше величество удостоит выслушать всеподданнейшую челобитную всего шляхетства, — низко склоняясь, произнес Черкасский и, сделав шаг в сторону, уступил место Татищеву.

Бледная Анна кивнула головой.

Татищев выступил вперед и громким голосом начал читать.

Челобитная начиналась благодарностью императрице за подписание кондиций, но вместе с тем говорила, что «в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такие, что большая часть народа состоит в стороне предыдущего беспокойства», что еще не были в Верховном совете рассмотрены представленные шляхетством мнения и потому представители «общества» всепокорно просят императрицу, дабы императрица всемилостивейше соизволила «собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласным мнением по большим голосам форму правления государственного сочинить и вашему величеству к утверждению представить».

Верховники вздохнули свободнее по выслушании челобитной.

Анна расстроенно и смущенно оглянулась вокруг. Она сразу словно опустилась, глаза ее погасли. Она не того ждала. Ее обнадежили, что ее будут просить о восстановлении самодержавия! А теперь опять то же! И опять эти верховники настоят на своем проекте, и опять она останется у них в несносном порабощении!

— Нечего обсуждать, — раздался вдруг голос из толпы гвардейских офицеров, — быть самодержавству по-прежнему!

— По-прежнему! По-прежнему! — раздались голоса.

— Обсудить! Обсудить! — раздались новые крики.

Невероятный шум поднялся в аудиенц-зале.

— Господа представители шляхетства! — закричал Василий Лукич, поднимая руку.

Шум на мгновение смолк.

— Надлежит все обсудить зрело, с соизволения всемилостивейшей государыни. Мы купно рассмотрим проект Верховного совета.

— Не хотим!

— Обсудить!