Жорж Бордонов - Вильгельм Завоеватель

Что мог я ответить Мирге? Ее появление было мне совсем не в радость. Я уже начал мало-помалу забывать ее и даже стал гордиться собой.

— Еще чуть-чуть, — продолжала Мирга, — и я стала бы такой, как вы хотели, но вот терпение мое лопнуло. Однако сейчас чувство, которое вы от меня ждали, окрепло и живет во мне.

Я вспомнил слова настоятеля Сент-Эвруской обители о чудесном спасении заблудшей души и ощутил, как моя злая досада на Миргу начинает таять, словно воск на огне. Взглянув на тонкую шею девушки, ее хрупкие плечи, я был больше не в силах гневаться и все ей простил. В конце концов, герцог, устав слушать наши речи, сказал:

— Так женись на ней! А уж потом она отправится служить герцогине и пусть ждет твоего возвращения. — И, повысив голос, прибавил: — Ибо отныне женщинам только и остается, что ждать, набравшись благоразумия и долготерпения! Даю вам два дня сроку, если только не будет ветра. Вадар, предоставь им хижину где-нибудь за лагерем, ежели таковая сыщется. И запомните, я излишеств не терплю, так что не вздумайте ходить на головах от счастья, хоть вы оба его и заслужили.

Нас обвенчал епископ Одон. А герцог одарил не менее щедро, чем Герара с Жакеттой. Сенешал освободил меня на время от службы. Таким образом, в нашем распоряжении было целых два дня да хижина старшего кормчего, стоявшая тут же, неподалеку от бухты Сен-Валери.

Потом пришло время расставаться, Когда мы прощались, Мишелетта — после епископского благословения у меня больше язык не поворачивался назвать ее Миргой — проявила завидную твердость духа, чего нельзя было сказать обо мне.

— Муж мой любимый, — обратилась она ко мне, — отныне мы будем вместе и в радости, и в горе. Ты, наверное, боишься за меня — как-то доберусь я до Кана? А разве мне не страшно за тебя? Я возвращаюсь не одна — меня будут сопровождать стражники герцогини. А тебя ожидает бурное море и поле брани. Думай обо мне непрестанно, и, если ты и вправду горячо меня любишь, моя душа будет тебе надежным щитом, а сердце — верным копьем.

Перед тем, как поцеловать меня в последний раз, она призналась:

— И еще знай: я с радостью поеду в Реньевиль, но только с тобой.

Когда она уехала, Герар сказал мне:

— В конце концов, братишка, я одобряю твой выбор. Ежели до встречи с тобой она и была ведьмой, то теперь дьявольские чары оставили ее. Когда отец Одон венчал вас, я внимательно следил за нею. Она была сущий ангел во плоти, хотя и с темной кожей! Но почем мы знаем, может, далеко не все ангелочки такие же белокурые да розоволицые, как наши нормандские девушки? Раньше от ее взглядов так с души и воротило — зыркала глазищами, словно птица ночная. Зато теперь — совсем другое дело. Что же касается всего остального, ты не отчаивайся.

— Какого такого остального?

— То, что ее в детстве похитили бродяги, еще ничего не значит, может статься, однажды чисто случайно, каким-то чудом она разыщет своих родителей и они окажутся досточтимыми сеньорами, владетелями богатых угодий и больших стад. Должен тебе заметить, народ в Пуату горе не мыкает, как в иных краях. Так-то вот!

Меж тем дни шли за днями, а ветер по-прежнему дул с запада. Сказать по правде, положение герцога было не из завидных: пришла осень, а мы по-прежнему сидели на берегу и маялись от безделья. Настала пора подумать о роспуске войска. Но согласятся ли воины, прибывшие из дальних пределов королевства, собраться под знаменами герцога будущей весной? Надежда на это, увы, была небольшая. Кроме того, мы хорошо понимали, что неудача наша будет Гарольду на руку — она только упрочит его власть, и тогда Вильгельм лишится верных союзников.

Однако герцог не отчаивался. Он искренне верил в удачу, хотя иные поговаривали, будто за ее благоволение он, как человек чересчур расчетливый, заплатил слишком малую цену, а для успеха великого дела требуется куда больше затрат. Но что бы там ни утверждали злые языки, вера в победный исход его похода была непоколебима. И вот, всецело положась на волю провидения, Вильгельм повелел провести в честь Господа нашего пышные молебны и шествия войск. Во время торжественных процессий он вместе с другими военачальниками нес реликвии святого Валерия Люксейского, основателя Леконского аббатства. То было поистине восхитительное, волнующее, невиданное зрелище: почти пятьдесят тысяч воинов шествовали стройными колоннами вдоль морского берега, распевая молитвы и гимны во славу Всевышнего.