Вячеслав Софронов - Путь диких гусей

— С чем пожаловали? — спросил старший разъезда. — Нам не велено пускать никого во владения Ураз-хана.

— Я еду по поручению хана Кучума, а вы не имеете права задерживать меня, — высокомерно изрек Соуз-хан.

— Не знаем мы никакого хана Кучума, — ответил старший, — у нас есть свой хан, и чужих нам не нужно.

— Ты видишь, сколько со мной воинов, — пустился на угрозы Соуз-хан, — если я прикажу, то они изрубят вас на мелкие части.

— Воля твоя, господин, — спокойно ответил тот, — но у Ураз-хана нукеров ничуть не меньше, и я бы не советовал затевать с ним ссору.

Соуз-хан понял, что просто так их здесь не пропустят, и решился пойти на хитрость.

— Я везу важное сообщение, и мне нужно увидеть твоего хозяина.

Старшина заколебался, не зная, как ему следует поступить в этом случае. У него был приказ не пропускать никого без согласия господина, но если действительно важное сообщение…

— Хорошо, — согласился он, — поезжай со мной один, а твои воины пусть останутся здесь.

— А не может ли Ураз-хан приехать сюда сам? Мне хотелось бы поговорить с ним наедине.

— Нет, господин, или ты едешь, или я вызову подмогу.

— Ладно, так и быть, едем, — неохотно согласился Соуз-хан, не зная, как он будет разговаривать с другом Бек-Булата, с которым у него издавна были довольно непростые отношения.

Подъехав к городку Ураз-хана, они спешились, и гостю велено было ждать возле ворот. В крепость его не пустили, чего тот никак не ожидал. Когда показался Ураз-хан, сопровождаемый своим братом Иркебаем, то Соуз-хан понял окончательно, что поездку свою совершил впустую. Оба брата довольно холодно приветствовали его, даже не поинтересовавшись здоровьем.

— С чем приехал, уважаемый сосед? — последовал вопрос.

— Мне поручено пригласить вашего гостя Сейдяка к нашему светлейшему хану Кучуму. Он желает оказать ему честь и принять его должным образом.

— Он уже оказал честь его отцу, — ответил Иркебай, сузив глаза.

— Кстати, почему ты решил, что князь Сейдяк находится у нас? Не ошибся ли ты, дорогой? — язвительно поинтересовался Ураз-хан.

— Мои люди сообщили, что он гостит у тебя, дорогой сосед.

— Твои люди всегда были лгунами и пьяницами. Не они ли вчера казнили на деревьях рядом с твоим селением степняков, чьи останки болтаются теперь там? — вкрадчиво спросил второй брат.

— То не моя забота, их казнил Карача-бек, а мои люди лишь помогали ему в том.

— Конечно, лишь помогали, — подхватил Иркебай, — нам наплевать на тех степняков, но их кровь ляжет и на тебя, Соуз-хан.

Тот, видя, что все его попытки заканчиваются неудачей, решил зайти с другой стороны:

— Дорогие соседи, — начал он льстиво, — не пристало уважаемым людям ссориться по пустякам. Почему вам не приехать ко мне в гости на доброе угощение, коль уж вы меня не желаете приглашать к себе? Посидели бы и обсудили все по-доброму. Могу пригласить вас прямо сейчас.

Братья переглянулись, не зная, что ответить.

— Нет, — ответил старший Ураз-хан, — мы не верим ни одному твоему слову. Знаешь, что было с зайцем, который обещаниям лисы поверил? Так мы не хотим оказаться на его месте. Проваливай, Соуз-хан, с чем пришел и не показывайся больше на наши глаза. А то… как бы твоя шапка вместе с головой не оказалась на нашем заборе.

— Вы еще пожалеете об этом, — ничего не оставалось ответить Соуз-хану и, нахлестывая коня, поехать к своим нукерам. Развернув их, прямиком, не заезжая к себе, помчался в Кашлык.

…Кучум расхаживал перед остатками своей пятой сотни, доставленной к нему Карачой-беком. Бешенство переполняло хана, и, его бы воля, изрубил бы предателей на месте, Но они уже получили свое, когда на их глазах казнили едва ли не половину товарищей.

— Так кто еще бунтовать желает? Кому еще не заплатили? — со злобой заверещал Кучум, подскакивая то к одному, то к другому из понурившихся воинов. — Поганые псы! Выбрали момент! Думали управы на вас не найдут?! Кто вы такие, чтоб мне свои требования выдвигать? Да я вас… — и разразился такой бранью, что видавшие виды мужчины стыдливо опустили глаза.

В этот момент в воротах городка показался на взмыленной лошади Соуз-хан и, путаясь в стременах, слез с седла, тяжело отдуваясь, подошел к своему властелину.

— О великий хан, — запричитал он, повалившись на колени, — они не пожелали отдавать этого ублюдка Сейдяка, которого скрывают от тебя. Они такое говорили про тебя… Такое, что мои губы не решаются повторить их нечестивые слова.

— О ком ты говоришь? — брезгливо переспросил Кучум, рассматривая сверху вниз ползающего на коленях Соуз-хана.