Геннадий Осетров - Гибель волхва

Однако несчастье уже стерегло его: пройдя пустынную первую улицу, он повернул к реке и наткнулся на толпу горожан. В суровой и мрачном безмолвии люди брели по дороге, подгоняемые дружинниками.

К растерянно остановившемуся Всеславу подошел княжий воин, беззлобно и равнодушно ткнул тупым концом копья в бок, сказал:

— Иди! Куда собрался, аспид?!

Соловей побрел по краю дороги, кляня себя за то, что не ушел, как собирался, вчера. Иногда он оборачивался и тогда видел, как быстро разрастается толпа киевлян, подгоняемых пешими и конными дружинниками. Следом за Всеславом плелся древний старик, тяжело опиравшийся на истертую ладонями до блеска клюку. Пожелтевшие от дряхлости волосы его были перевязаны красной выцветшей лентой. Позади старика светлыми пятнами покачивались бесчисленные лица — растерянные и обреченные, злые и устало-равнодушные, старые и молодые.

Безропотно прошагали несколько улиц, и вдруг впереди зашумели голоса; слова не расслышивались, да и они быстро смолкли, только толпа, все уплотняясь, подтягивалась к перекрестку.

Вдоль плетня Всеслав протиснулся вперед. Четыре дружинных коня волокли по дороге четверых мужиков. Их шеи были стиснуты ременными петлями, привязанными к седлам; крайняя лошадь, напуганная внезапно хлынувшими из-за угла людьми, рывком отскочила в сторону, смерд рухнул на дорогу и мучительно захрипел. Руки его были связаны за спиной, и он изгибался, забрасывая вперед ноги, пытаясь быстрее встать и догнать коня, чтобы ослабить удавку. Наконец смерд изловчился и на короткий миг поднялся на ноги, однако петля снова рванула его вперед, мужик ударился о дорогу лицом, но все же успел вцепиться в ремень удавки зубами и вскочить на ноги.

Когда конники и связанные смерды пропали за поворотом, дружинники заспешили, стали нехотя бить сулицами [30]остановившихся людей и погнали их дальше. Теперь рядом с Всеславом оказался громко всхлипывающий мальчик, который все время одергивал спадающую с плеч разорванную синюю рубаху, а на спине его страшной полосой краснел след от удара плетью.

Ближе к Боричеву взвозу княжьих людей становилось все больше; кроме дружинников, на краях дороги стали появляться и бояре, зло разглядывавшие бесконечную толпу. Едва путь стал клониться к реке, оттуда, снизу, донесся гул; вслушавшись, Соловей различил громкий плач, стенания и выкрики тысяч людей. Горестный стон мгновенно взлетал наверх, и теперь все вокруг Всеслава будто подхватили всхлипывания мальчика в разодранной рубахе. У Соловья сжалось горло и разом онемели ноги.

Ожесточившиеся при появлении бояр дружинники накинулись на горожан, глухо застучали о тела гонимых удары копий, засвистели плети, в толпе громче заголосили женщины, запричитали перепуганные дети.

Медленно стали спускаться вниз, и уже через несколько шагов Всеслав увидел, что происходит на речке. В воде, кто по шею, кто подле самого берега, стояли тысячи людей. Многие держали на руках детей, но не звучало над Почайной ни единого стона, ни единого всхлипа, будто загнанный в реку народ окаменел от страдания. Лишь серая вода Почайны равнодушно текла среди неподвижных русичей.

Совсем далеко — за лесами, за краем земли разгорелось солнце. Черные предутренние тучи с беззвучными молниями куда-то исчезли, и теперь лишь над Киевом испуганно проносились маленькие, освещенные с одного бока облака.

Рыдания вокруг Всеслава сделались тише — все спускающиеся к ручью, как и Соловей, не отрывая глаз, глядели туда, где проходило страшное крещение.

По берегу, возле воды, ходили попы и что-то резко выкрикивали. На них были надеты красивые одежды из мутно блестевших золотом тканей. Каждый византиец держал в воздетой к небу руке крест, а позади попина дружинник носил доску-икону с заморскими, греческими богами.

Попин внезапно обрывал свой крик, что-то пояснял толмачу, тот ругал княжьих воев, стоящих с обнаженными мечами вдоль берега, а те, будто упрашивая, поясняли что-то стоящим в ручье киевлянам. Их угрюмо выслушивали, потом обреченно расходились в воде в стороны, разделяясь на мужские и женские толпы.

Дождавшись, когда новообращенные остановятся и притихнут, попин подходил к нем, показывал крестом и восклицал: «Гюрги» [31]— мужчинам, «Анна» — женщинам. Затем византиец удалялся, садился в стороне на лавку и устало ждал.

Русичи же продолжали стоять в воде. Они удивленно осматривали друг друга, ища неведомой перемены, но все остались прежними, ни в ком ничего не изменилось, и теперь люди недоумевали, но и успокаивались. Страшный путь по городу, побои дружинников, ожесточение и ожидания последних дней — все смылось мутной водой Почайны. Опасность разом пропала, осталось лишь одно — в речку входили Добрыни, Путяты, Святославы, Будимиры, Торопы, Даньславы, Сытыни и Предславы, Забавы, Милуши, Истомы, поднимались же на берег только Гюрги и Анны.