Владимир Бараев - Высоких мыслей достоянье. Повесть о Михаиле Бестужеве

— Слышал, в сплав идете. Лодка хороша, а не хотите еще эту?

Бестужев потрогал борта из бересты, легко приподнял ее за нос, убедившись, что она почти невесома.

— Оморочка — что надо! — сказал тунгус. Бестужев согласился и спросил, кто он и откуда.

— Я здешний. Дворянин Гантимуров.

— Дворянин Бестужев, — с улыбкой представился он, с любопытством разглядывая потомка князя Гантимура, о котором слышал многое.

— Ну что, берете? На мелководье выручит, вот увидите.

Павел с сомнением оглядел лодку, потом спросил хватит ли двух рублей.

— Забирайте, а я в придачу еще уток дам, — получив деньги, Гантимуров бросил на дно четыре утки и пошел в гору.

— Странный тунгус, — покачал головой Павел. — Не обморочил ли нас?

— Да что ты! Смотри, какая прекрасная байдара!

В сумерках Бестужев плывет на лодочке вниз по Шилке Крутые скалы, как фантастические великаны, то и дело преграждают путь. Шорох льдин, журчание струй у камней время от времени покрываются посвистом крыльев и кряканьем утиных стай. Тайга полна звуков — токованьем глухарей, тревожным уханьем сов, рявканьем гуранов.

Бестужев правит веслом, обходя торчащую корягу, подводный камень или засорявшую льдину. Течение быстрое, зазеваешься — пропорешь борт оморочки и окажешься в ледяной воде. Увидев перед собой бурун воды, он подумал, что это топляк, и оттолкнулся, но весло скользнуло о панцирь длинной белуги.

Ударив хвостом, она чуть не опрокинула оморочку, обдав Бестужева веером брызг. Едва успев опомниться от этой опасности, он вздрогнул от страшного рева с берега: «Ххак-хак-хак…»

Схватившись за ружье, Бестужев увидел гурана, который, испугавшись человека, мощными прыжками удалялся в глубь тайги.

Полосы едкого дыма поплыли по поверхности реки. За поворотом зловеще полыхали деревья. Выжигая прошлогоднюю траву, кто-то пустил пал, а от него загорелся лес. Какое варварство, небрежение к природе!

Вскоре открылась долина, залитая лунным светом. Почти сплошь укутанная дымом деревушка казалась сожженной, как после вражьего нашествия. Лишь купола двух церквей да крыши нескольких домов виднелись из-под слоя дыма. На берегу оказалось множество костров, горящих вдоль реки. Стук топоров, голоса, суета возле барж.

Едва Бестужев причалил к берегу, к нему подошел Иван Чурин, приказчик, который следил за строительством барж. Сообщив, что осталось достроить только пять, Чурин пригласил ужинать, но Бестужев ответил что пойдет к Кандинским.

Возле костра у балагана, покрытого лиственничной корой, один из мужиков начал протяжную песню

Ему начали подпевать русские бородачи, а буряты, татары, вотяки, не зная слов, задумчиво смотрели на огонь.

— Хорошо поют, — говорит Бестужев. — Тут у нас столпотворение вавилонское — вотяки, вогулы, татары, буряты, русские…

— И все виновны перед законом, — сказал Чурин.

— Скорее перед беззаконием, — возразил Бестужев. — Я только что из Нерчинска. До чего угрюм и мрачен он — прямо-таки Дантов город скорби.

Впервые Бестужев услышал о Кандинских в Читинском остроге. Увидев на бревнах высеченную топором букву «К», он подумал, что это лес, специально заготовленный для каземата, но потом узнал, что это фирменная мета Хрисанфа Кандинского, который занимался поставкой леса казне. Волконский, братья Муравьевы, Трубецкой, Якубович останавливались у брата Хрисанфа — Алексея Петровича. Тот оказал им самый радушный прием — накормил, истопил баню, снабдил провизией.

С его сыном Ксенофонтом Алексеевичем Бестужев познакомился в Чите. Он произвел на Бестужева самое благоприятное впечатление. Это был скромный и явно честный человек. Узнав, что Бестужев будет в Ьянкине. Ксенофонт Алексеевич пригласил его в гости.

Большой двухэтажный дом с колоннами сиял огнями. Из раскрытых окон доносились звуки рояля. Дверь открыл племянник хозяина Витя Кандинский и провел Бестужева наверх. В просторном зале, увешанном коврами и картинами, было светло и уютно.

— Позвольте представить долгожданного гостя Михаила Александровича, — сказал Ксенофонт Алексеевич.

Все поднялись со своих мест — штабс-капитан Венюков, секретарь Сибирского отделения Географического общества Гельмерсен, сестра Ксенофонта Мария Алексеевна Токмакова и ее сын Иван, скуластый, узколицый, с чуть раскосыми глазами юноша. [8] И. Ф. Токмаков (1838–1906) — один из пионеров освоении Дальнего Востока. Его дочь М. И. Водовозова издала первые книги В. И. Ленина «Экономические этюды и статьи», «Развитие капитализма в России».