Олег Зоберн - Автобиография Иисуса Христа

Мне показалось, что, когда я закончил говорить, на лице Элиши появилось удовлетворение, которое, впрочем, сразу сменилось прежней раздраженно-недоверчивой гримасой. Ханох продолжал безразлично глядеть куда-то, будто мог видеть недостойный мир сквозь стены синагоги.

Элиша повернул голову к местному раввину и повелительно сказал:

– Авдон, выйди.

Раввин поклонился им и немедленно, пятясь, вышел, плотно притворив за собой дверь.

– Буду с тобой откровенен, Йесус, – сказал Элиша, и голос его зазвучал почти дружески. – Накануне Песаха ты устроил погром возле Храма. Именно ты, а не один из тех, кто назвался твоим именем. Ты обещал разрушить Храм. Ты понимаешь, что происходит в Израиле? Вокруг нас враги, внутри – враги. Префект Понтий приказал внести в город проклятые языческие знамена римских легионов и хотел конфисковать имущество Храма. Венценосный Антипа послал протест императору Тиберию. Протест был удовлетворен, но сколько евреев погибло в столкновениях с легионерами! Чтобы душить нас всеми способами, префект ввел налоги на все, даже на продажу фруктов! Он до сих пор не отменил надзор за облачением первосвященника, мотивируя это тем, что боится, как бы его не украли, но на деле это легализованная слежка! И тут появляешься ты, еврей, и, как предатель, сеешь смуту… Разрушить Храм! Который строится сорок шесть лет! И еще не достроен! Да он и без тебя на краю гибели! Лучше бы ты пообещал его достроить! А что, давай, дострой своими силами, Йесус, ты же мессия. Нет, ты не мессия, ты предаешь свое отечество! Веру отцов! Ты кощунник! Ведь, кроме Храма, у нас нет ничего! И тут ты, ничтожный, самодовольный человек… гордец… разрушить… нам плевать на тебя, но твое имя подхватили люди. А три дня назад на моих глазах один мальчишка кинулся на легионера и был заколот! Из-за таких, как ты! Да кто слушает тебя? Мытари, грешники и блудодеи всех мастей! Ты допляшешься до того, что тебя казнят, повесив на кресте, как Шауля из Эммауса, чародея и еретика!

В конце этой страстной речи он встал, потряс кулаком в воздухе и снова сел, глядя куда-то вперед и вверх, на круглое окно северной стены, словно призывая небеса в свидетели, а я подумал, что насчет заколотого мальчишки он совсем заговорился. Я никогда не призывал, в отличие от сикариев, к убийству кого бы то ни было, хотя мир не рухнул еще только потому, что в нем есть раскаявшиеся убийцы.

– Почтенные нагиды, – как можно покорнее сказал я. – Бог свидетель, что скотина у стен Храма загадила святое место. Я просто взял ремень и выгнал ее оттуда. Это ведь даже было стадо не для жертв, а для перепродажи. Неужели вы там так нуждаетесь в заработке, когда паломники несут в казну Храма монеты бескорыстно и день за днем? А что касается разрушения Храма – да, говорил. И раскаиваюсь в этом. Я погорячился, я не хочу разрушить Храм, простите меня.

– Будь искренен, – сказал Ханох, – объясни нам, зачем ты так говорил?

И они уставились на меня, как гиены на ускользающую добычу. Молчать было нельзя, это усугубило бы мою вину, а отвечать следовало разумно, желательно словами Писания.

– Храм прекрасен, многомудрые нагиды, но он все-таки рукотворен, – произнес я со вздохом. – Мы сами творцы своего Храма, вот в чем краеугольный камень моего сомнения. Нет чуда в том, что он так долго строится. Я говорил о разрушении, потому что не забываю слова пророка Исайи о том, что нельзя ничем заменить Бога: идола создает художник, и золотильщик покрывает его золотом и приделывает серебряные цепочки, и разве вы не уразумели из оснований земли, что Он есть Тот, Который восседает над кругом земли, и живущие на ней – как саранча? Он распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья… А мы не слышим пророка, мы золотим и украшаем наш Храм, уподобляясь саранче. Зачем мы стяжаем в нем тленную красоту и земные сокровища, если нам дан великий храм Вселенной, прекраснейший шатер для жилья, который не нуждается ни в каких украшениях?

– Зачем тогда ты носишь золотой перстень, Йесус? – спросил Элиша.

– Это подарок от хорошего человека, – объяснил я, – он надет на мой палец не для красоты, а для молитвенной памяти об этом человеке. Я не продал этот перстень, даже когда весьма нуждался… Вы попросили меня говорить честно, и я полностью открыт перед вами, справедливейшие нагиды. В моем разуме звучат, как песни, истины святых пророчеств. А почему мальчишка бросился на легионера – не знаю. Наверно, Бог таким способом избавляет Израиль от самоубийц.