Справедливости ради надо заметить, что болградский пастор с пастором Жориком все-таки через несколько месяцев рассорился. Болградский пастор однажды пришел помочь пастору Жорику с отопительным котлом, спустился в подвал и там - а дело, естественно, происходило зимой - обнаружил запертую, плачущую и избитую девочку. Дело в том, что в то время когда советские толпы млели от множества журналистских материалов о том, как в Америке счастливы приемные дети-сироты из Союза, а редкие материалы о садизме по отношению к этим приемным детям и даже их убийствах "почему-то" никто не замечал, пастор Жорик тоже захотел удочерить сироту из детдома. В процесс воспитания входило не только запирание в холодный подвал - там хотя бы стены есть и не дует, - но девчонку раздетой и всю в синяках выгоняли на снег. Но поскольку этим бывали недовольны соседи-болгары, то приходилось себя сдерживать и ограничиваться неотапливаемым подвалом. Свидетелем одного из таких актов воспитания и стал болградский пастор - возмутился, возможно, искренне, и, в конечном счете, сыграл не последнюю роль в изгнании пастора Жорика. Но тогда, на берегу, внешне они были сама братская любовь.)
В нескольких шагах от сладко улыбающихся друг другу пасторов-гагаузов - они были почти сверстниками, и из гагаузов своего поколения выделялись низкорослостью, в особенности пастор Жулик, - стояло приезжее начальство. Начальство от пасторов-гагаузов отличалось более солидной одеждой, да и приехало оно на дорогих, явно не по официальной зарплате, машинах.
Запел хор.
Но послушать его Гале и П. помешали.
- Ну как там Москва? - это подошла женщина-гагаузка, у которой родственник жил в Москве в соседней с П. многоэтажке. Родственник выгодно сумел устроиться и при советской власти, будучи заведующим министерским ателье - по тем временам в определенных кругах голубая мечта, - купил в Москве квартиру, машину, ну, и все остальное. А с приходом к власти демократов он и вовсе развернулся: загородный дом и все такое. Так сложилось по прошлым приездам П. в Болград, что единственной темой его, П., кратких разговоров с подошедшей сейчас женщиной были успехи этого самого родственника. П. заранее стало скучно. Галя же гагаузку рассматривала с интересом.
- Представляете, - полухвастливо-полувосхищенно, но при этом как бы осуждающе сказала женщина, - пятнадцатилетнюю дочку, одну - одну, без матери! - отправляют учиться в Америку?! Десять тысяч долларов - представляете! - в год за нее платит! За одно только обучение! Да на такие деньги здесь два дома можно купить! Если не три. И как там девочка одна? В таком возрасте? Ведь пятнадцать лет всего! Что из нее только вырастет?! Как будто нарочно из девчонки делают такое…
П. с Галей, когда нужно - улыбались, когда нужно - удивлялись, кивали, когда нужно - и охали тоже. П. был готов и на большее, лишь бы она поскорее отошла.
- Дочка, наверное, там останется… Замуж для этого выйдет. А потом они и сами в Америку переберутся - а то иначе не уехать. Брат-то его уже уехал - но дальше Новой Зеландии пока не получается. Но это уже шаг.
- Да, - кивнул П., - разругались братья, и он из его фирмы ушел. Не смогли вместе работать.
- Своя фирма!.. Вот ведь как там наши-то у вас в Москве! Процветают! А мы-то все здесь его глупым считали. Пока молодым был. Как взлетел, а? Как взлетел!
П. пожал плечами и промолчал.
- Говорят, многое у вас в Москве изменилось.
- В каком смысле?
- Начальство в церкви новое.
- Да, - кивнул П. - Теперь все сплошь американцы. И высшая администрация, и отдел образования, и издательство, а главное - вся иерархия бухгалтеров.
- Чего-чего? - не поняла гагаузка.
- Я говорю: если в отделе образования, издательстве и церковной администрации американцы занимают высшие должности, то там, где идет движение собираемых с нашего населения денег, американцы занимают бухгалтерские должности не только высшие, но и пониже, - вплоть до главного бухгалтера в церковной стоматологической клинике.
- Да, хорошие времена наступили, - вздохнула гагаузка, - опять же вот коммунистов прогнали… А куда наше прежнее адвентистское начальство-то делось?
- А кто где. Украинцы - в Америку перетекают. Пасторы-немцы по большей части в Германию отчалили. Теперь, судя по письмам, кто мусор на лесопилках подметает, кто еще где в прислуге.
- Здорово, - завистливо вздохнула гагаузка. - И как им?
- Пишут, что наконец-то стали счастливы.
- А что, уже всем удалось выехать?
- Всем, кто захотел. Есть некоторые, кто остался. Двух, похоже, типов. Главный по семинарии, например. У него жена русская - ему она, наверное, не велит. А еще остались некоторые оригиналы в Сибири - в отколы церковные ушли. Один - да вы его знаете, Роберт Линк, над всеми адвентистами России был главный - стал что-то про порядочность говорить и в Сибири откол решил организовать. Дали, конечно, ему по шапке. Не знаю, чем дело закончится. Поступится совестью - сунут ему какую-нибудь должность.
Читать дальше