Вот тут-то Марк Антоний и предстал перед Иродом и Антипатром (да и перед всеми остальными, не знающими его) в другом качестве — стойким воином и решительным полководцем. Он будто в единый миг сбросил с себя усталость от многодневных пиров и забав с блудницами. Бодрый, решительный, полный энергии, отдающий приказы направо и налево, он уже через несколько часов построил свои легионы и быстрым маршем повел их к Александриону, приказав Антипатру как можно быстрее следовать за ним. Антипатр не ощущал той свежести, что всем своим видом и действиями выказывал римский трибун. За исключением его идумейских отрядов, основное войско, состоявшее больше чем наполовину из новобранцев — еще плохо обученных, не вполне понимающих, что такое воинская дисциплина, поднялось и построилось значительно медленнее римлян и за день отстало от них едва ли не на целый переход. К тому же полководцы, не говоря уже о солдатах, не понимали, куда и зачем их ведут, и не имели большого желания сражаться против своих. Блудницы были отправлены в Иерусалим, а Юдифь ехала в своей повозке в центре войска, сразу за повозкой первосвященника.
Антипатр наказал своим телохранителям, чтобы никто не смел подходить к ней и заговаривать. Прежде всего это касалось Пифолая и Малиха.
Войско тянулось медленно, при таком движении до Александриона оставалось не меньше двух дней пути. В какой-то момент Антипатр решил было взять своих идумейцев и попытаться догнать римлян, но было опасно оставлять в тылу столь ненадежное войско, тем более под командованием враждебно настроенных к нему командиров. Но, с другой стороны, он боялся навлечь на себя гнев Авла Габиния, который мог усмотреть в его опоздании злой умысел.
В конце концов он решился послать вперед Ирода с полутора тысячами конных, полностью составленных из идумейцев и самарян. Он велел сыну двигаться как можно быстрее, но при этом беречь коней, потому что может случиться, что придется вступить в сражение с ходу, и кони не должны быть слишком утомленными.
Ирод исполнил приказание отца наилучшим образом: его отряд скакал быстро, но при этом трижды останавливался, в течение трех часов давая коням передохнуть. И все-таки отряд достиг Александриона, когда сражение на равнине, у подошвы горы, на которой возвышалась крепость, было уже в самом разгаре.
Сюда во множестве стекались иудеи едва ли не со всех концов государства — одни бежали от притеснения римлян, другие из любви к Александру, которого они, как и его отца Аристовула, почитали своим вождем, героем, борцом за свободу родины, третьи — потому что любили воевать и надеялись на богатую добычу. Александр, разбитый Антипатром и Марком Антонием, бежал сюда в надежде укрыться в неприступной крепости и был удивлен, увидев такое скопление солдат, громко приветствующих его и требующих вести их на Иерусалим. О таком походе сейчас не могло быть и речи, тем более что многочисленное скопление солдат — их оказалось не меньше сорока тысяч — еще нельзя было назвать войском. Следовало составить из них легионы, поставить над ними толковых начальников, обучить строю и маневру. Все это требовало времени — не одной недели и даже не одного месяца, — а Александру вряд ли было отпущено даже несколько дней. К тому же он сам не имел полководческого опыта, а одной его смелости и отваги при командовании столь огромным войском было явно недостаточно.
В первый момент Александр даже огорчился, увидев эту огромную толпу приветствовавших его воинов — продолжать открытую войну не входило в его планы. Но самому скрыться в крепости и просить солдат разойтись он тоже не мог. Так что выбора у него не оказалось, он принял командование и в короткой энергичной речи попытался ободрить своих сторонников. Но это было единственным действием, которое он успел предпринять: уже на следующее утро с севера к равнине подошли три легиона римлян во главе с самим прокуратором Сирии Авлом Габинием. Тот отправил к Александру одного из своих трибунов с требованием распустить это новое войско, при этом обещая простить мятежников. Прежде чем дать ответ Габинию, Александр обратился к солдатам, сказав, что возможное сражение непременно будет проиграно иудеями и это навлечет на страну еще большие, чем прежде, бедствия, что час освобождения еще не настал. Он призвал их быть рассудительными и запастись терпением, это сейчас важнее для страны, чем смелость и отвага. Александр закончил свою речь тем, что пересказал твердое обещание Авла Габиния не преследовать восставших и полностью простить их.
Читать дальше