Михаил Иманов - Звезда Ирода Великого.Ирод Великий

— Но если бы Аристовул все-таки решился напасть, то вы бы отважились?..

— Что? — переспросил отец так, будто не расслышал или не понял вопроса. Голос его звучал глухо, вяло, по всему было видно, что отвечать ему не хотелось.

— Решились бы убить жену и детей Аристовула? — твердо выговорила мать.

— А ты считаешь, что лучше бы Аристовул убил меня? — вместо ответа спросил отец настолько горячо и громко, что мать прислонила палец к губам и прошептала:

— Тише!

— Кипра! — значительно понизив голос, но так же горячо проговорил отец, — Мне не нравятся эти разговоры. Рассуждать о делах войны не дело женщины. Мужчины сражаются, а женщины рожают детей.

— Чтобы их потом убивали, — сказала мать.

Отец оторвал руку от ствола и заглянул ей в лицо.

— Я не узнаю тебя, ты всегда казалась мне решительной и твердой.

— И осталась такой, — грустно проговорила мать. — Мне просто жалко детей: и своих и чужих, особенно маленьких.

— Я понимаю, — вздохнул отец, — но что поделаешь, не я придумал этот мир. Что поделаешь, если всего в нем приходится добиваться кровью.

Они долго молчали. Мать закинула голову и смотрела на небо. Половина ее лица была в тени, половина освещалась неярким светом луны и выглядела особенно бледной. Отец стоял, глядя в землю, легонько постукивая носком сапога по стволу у основания. Мать первая прервала молчание, спросила:

— Но как же Аристовул выпустил вас? Он же мог тебя убить.

— Он бы сделал это, если бы мы не бежали из Иерусалима. Но не сразу, позже. Он дал слово при всем народе и не мог его тут же нарушить. Тем более что я и Гиркан согласились со всеми его условиями. Сначала он прислал гонца к нашему лагерю с требованием моей выдачи. Я передал, что готов выйти, но его семья останется в лагере, и предложил ему подумать прежде всего о судьбе его семьи, а не о моей смерти.

— Ну а он? Он не возобновлял свои требования?

— Нет, он тут же сам приехал на переговоры. Один, без охраны. Он смелый воин, этот Аристовул, я признаю это. Но об одном я жалею…

Отец не договорил, и мать быстро спросила:

— О чем, Антипатр?

— О том, что не убил его там же, ведь он был у меня в руках.

— Но он пришел один, он доверился тебе, твоей чести!..

— Опять ты об этом! — раздраженно откликнулся отец. — Я же просил тебя!..

— Да, да, — виновато проговорила мать, — рассказывай.

— Я не убил его, — уже без прежнего возбуждения продолжил отец, — а Гиркан стал плакать, называя его любимым братом, вспоминал, как они вместе играли в детстве. Мне кажется, что и Аристовул готов был расплакаться, но его сдерживало мое присутствие. Тогда же я подумал, что братья могут сговориться, и решил: если сумею выбраться в этот раз, то уже никогда не допущу их друг до друга.

— Но Гиркан любит тебя, — сказала мать.

(Ироду показалось, что отец усмехнулся беззвучно,

но он не мог рассмотреть — лицо отца оставалось в тени.)

На это замечание матери отец не ответил. Будто не слыша, тем же глухим, без выражения голосом он продолжил:

— Аристовул поставил свои условия: его провозглашают царем, а Гиркан будет жить как частное лицо, ему будут оказываться все почести, подобающие брату правителя. Мои отряды должны быть расформированы, а мне самому даруется прощение.

— И ты согласился?! — спросила мать словно бы недовольно.

— У меня не было другого выхода. Но я потребовал, чтобы он сказал это перед народом Иерусалима. Он согласился, и Гиркан бросился ему на шею. Я смотрел на их объятия, и мне хотелось выхватить меч и убить обоих, — Отец помолчал, шумно дыша, будто до сих пор не мог пережить горечь той минуты.

Мать проговорила ласково, дотронувшись до его руки:

— Ты поступил правильно. Ты поступил мудро — я горжусь тобой.

— Тут нечем гордиться, — буркнул отец и повторил упрямо: — У меня не было другого выхода.

Дальше он рассказал, уступая настояниям матери, как перед крепостной стеной собрались все жители Иерусалима и Аристовул провозгласил то, что обещал Гиркану и Антипатру. Они снова обнялись, теперь под приветственные крики тысяч глоток, и Гиркан опять плакал. Потом он поехал в дом Аристовула, а Аристовул — в царский дворец. Антипатр не поехал с Гирканом, остался в лагере, якобы для того, чтобы увести свои отряды. Он увел их уже вечером, опасаясь неожиданного нападения Аристовула — ведь теперь у Антипатра не было семьи самозваного царя.

Он вел отряды только до Иерихона, а на другой день тайно вернулся в Иерусалим, передав командование Фалиону и приказав ему двигаться к границе Аравийского царства.