Владислав Ванчура - Картины из истории народа чешского. Том 2

— Все эти подарки, — объявил посланный, — от Ханса по прозванию Каан, который служит у нашего короля; он оставил вашу семью и дослужился до больших чинов и званий.

Хансов родственник слушал эту речь и примечал, что купцы, пришедшие из той далекой земли, куда вальяжнее, чем многие шляхтичи; он был растроган оказанным уважением, угостил их, задал корму их лошакам и задержал всю дружину аж до следующего дня. Когда все сели за стол, он самым красноречивым манером попросил их рассказать об удивительных землях, где ловкие люди добиваются почестей и где жалкий плащик плута можно сменить на великолепную шубу.

Купцы не заставили себя долго упрашивать, и поскольку еда была отменная, разговорились так, что слова, не задерживаясь, слетали с губ и речи не умолкали ни на секунду. Наверное, это были хвастливые речи, однако из них можно было ухватить и правду: из их речей можно было понять, что Чешскую землю трясет от напряжения и жажды нового, а кроме того — таятся в ней несметные богатства, а еще того более — она благосклонна к любым дерзким починам.

Во время одной из таких бесед Кесленк сидел в полутьме комнаты, раскрыв от удивления рот, а душу его захватило желание отправиться в ту землю. Поселилась в нем великая надежда, утратил он сон и покой, возмечтав разыскать своего кузена Ханса. И принялся выпытывать, когда отправится в Чешские земли какой-нибудь фламандский купец. Допытавшись, обменял свое платье и все, что у него оставалось, на посуду раза в три красивее, чем та, что прислал во Фландрию Ханс. Потом Кесленк отыскал купцов, собиравшихся в Чехию, и упросил их, любви Божеской ради, передать эту посуду высокородному племяннику. Вместо вознаграждения он просил у Ханса только прибежища, хотя бы на короткое время.

— Приблизительно через месяц, — сказал он купцам, — будут у меня в Праге неотложные дела. Я уже стар и не хочу скитаться по гостиным дворам — так что же еще мне остается, как не постучаться в двери племянника?

В лишениях и нужде понял Кесленк, что бедного родственника отнюдь не с той радостью встречают, как богатого дядюшку, у которого нет времени задерживаться в гостях дольше, чем обсохнут копыта его лошади.

Уверившись, что посланники передадут в Прагу его просьбу, Кесленк обошел всех своих приятелей, распрощался с ними и сказал:

— Досточтимые господа, был здесь, в Брюгге, один купец, и посоветовал он мне предпринять путешествие в Чешские земли. Это очень далеко, но мой племянник Ханс по прозванию Каан настоятельно просит меня о помощи. Остаток жизни я должен, де, провести у него. Наверное, Ханс хочет воспользоваться моихми знаниями, задумал, верно, провести пруды или поставить город. Я в это верю, все это чистая правда, потому как он назначен бургграфом и имеет власть в Чехии, как наш граф — в Генте.

Окончив речь, Кесленк раздал на память всякие пустячки, и обеими руками принимал взамен мелкие монеты. Так собрал он некую толику деньжат и, купив задышливую кобылку, весело ринулся на восток.

Когда прошло четыре года, королевич подрос и давно уже научился сам есть кушанья, которые ставят на стол взрослым людям, Нетка захотела вернуться домой. Она не числилась в прислужницах, была свободной, и никто не Смел ей в этом помешать. Однако, узнав об этом ее намерении, королева дала понять служанкам, чтоб те не отпускали ее, и пообещала вознаградить Нетку, ежели та останется до поры, когда малыша можно будет отдать на попечение священников и шляхтичей. Кормилица, у которой сердце заходилось от жалости и которая иссохла в тоске по своему сыночку, не могла ей отказать. И мучилась, и чахла, а вспоминая Петра или дитятко, лила горькие слезы.

Меж тем кузнец выследил одного человека, кто был одержим той же страстью, что и он, и начал ходить с этим человеком в горы на западной границе земли. Они искали белоснежный свинец, который, когда его вытопишь из руды, течет между пальцами.

Три или четыре раза им повезло. Они обнаружили в камнях металлические зернышки и чешуйки, но на этом все и кончилось. Счастье отвернулось от них, и, разорившись, воротились они в свои лачуги, которые едва-едва не валились от царившего в них запустенья. Никто их не обихаживал, некому было укрепить выпадавшие из стен камни, поменять подгнившие сваи. Увидев такое разорение и своего бедного сыночка, кузнец поник. Собрался он поправить свой домишко, хотел снова начать по-настоящему заботиться об Якоубке и Гаве. Схватил он лопатку для штукатурки, принялся за работу, но вечером подошла к нему Гава и сказала: