Владислав Ванчура - Картины из истории народа чешского. Том 2

Обменявшись мыслями, подняли селяне обушки и погнали — всяк свое стадушко — в чащи. Брех собак, окрики и битье всполошили коровенок настолько, что бросились они бежать и остановились лишь около Косьювского брода, там, где обитал Кмитасов род.

Только-только рассветает, и стадо приближается к уже знакомым для нас местам.

Милый наш Кмитас набросил на плечи дикарское одеяние, взял рогатину, взял лук, взял стрелы и, невзирая на трескучий мороз, отправился в лес. Бродит он по лесу и видит следы; их все больше и больше. Ух, смотри-ка, здесь стадо свернуло! Впереди — крупная скотина, за ней — коровки и нетель, молодые бычки замешкались.

Кмитас припустил вслед за стадом. Вот он уже слышит мычание, уже различает светло-желтый хребет дойниц, он уже наткнулся на редкостную добычу!

Кмитас не поверил собственным глазам! Шлепал себя по ляжкам, скакал, прыгал, визжал от восторга. И прежде чем проворный священник смог бы дочитать «Отче наш», скинул с плеч свою шкуру; вот он рвет ее на части, связывает ноги бычкам, отгоняет стадо куда-то в дубняк, к лачуге своего дядюшки.

Кмитас очень доволен и рад. Возвращается к околицам людских поселений и распевает во все горло, и славит волю Господа, которая пришлась ему как нельзя более кстати.

Настал день, и король пробудился.

Едва разнеслось, что Пршемысл бодрствует, пришли к нему чешские господа, а вслед за ними — дьякон Разек, а затем — поверенный Оломоуцкого епископа, священник из Саксонии родом. Сам епископ был утомлен, прихворнул, сидел у камина и не мог выйти навстречу паломникам, которые утром прибыли в расположение королевского войска. Так что вместо епископа пилигримов встретил его поверенный и перво-наперво пошел сообщить королю, кто да кто из святых отцов к нему пожаловал.

Когда поверенному дозволили говорить, он сказал так:

— Король, здесь несколько святых паломничеств. Одна процессия несет хоругвь, другая — чудесные дары, а третья явилась просто так, сама по себе. Среди паломников — монахи ордена Немецких рыцарей, монахи порванных ряс, они пришли с пустыми руками. Три дня и три ночи они не ели, не пили, тащились по дремучим лесам — только для того, чтоб Преклонить перед тобою колена и иметь возможность вместе с нашими братьями, то бишь — вместе со священнослужителями, которых привел ты, обратиться к Богу с молитвой о спасении твоей души. Молитва крестоносцев, король, пронизает небеса и противу молитв мазовецких монахов весьма почитаема, скажем, как почитаема речь старого шляхтича противу речи новичка, молодого рыцаря, еще не столь сведущего в рыцарских древних обычаях и только вчера посвященного. Святость крестоносцев, появившихся здесь, рождена не только что, не в день последний, она стара и просмолена, как бочка винодела, где хранится вино, выдержанное и славное.

Король дал поверенному ответ и указал ему место ошуюю себя. Потом повелел дьякону по имени Разек отвести крестоносцев к своим священнослужителям.

— Епископ хворает, — молвил он. — Его поверенный останется со мною. Хотелось бы мне, чтобы крестоносцы побеседовали с моими священниками. Пусть выскажут все, что их тревожит, и все, что, по их мнению, можно изменить в их пользу с помощью светской власти.

Едва дослушав короля, дьякон со всех ног бросился к крестоносцам и стал их просить, чтоб не сбрасывали они своих замурзанных сутан и вошли, как были, в опанках, с расплетшейся поясной вервью и порванным капюшоном, то есть в том виде, в каком шли всю дорогу.

Самый старый монах-крестоносец ответил дьякону на латыни, которую до неузнаваемости изменил продолжительный отрыв от школ и монастырей. Разек не понял из этой речи ни слова и, подставив ухо, трижды переспросил, чего желает святой отец и на каком языке он изъясняется.

— Эх, — ответил на это крестоносец, — я изъясняюсь на языке святого Августина, и моя речь звучит колокольным звоном. Ежели ты ничего не уразумел, то я, право, не ведаю, с какой для себя пользой слушаешь ты святую мессу. Короче, твоя латынь ничего не стоит!

Дьякон Разек пожал плечами, отвесил старцу — тот оказался ландмистром — низкий поклон и, насмешливо поглядывая по сторонам, повел славного латиниста и четырех его товарищей к дому, где. поселились священнослужители, приехавшие с королем. Там крестоносцев встретил один каноник. Но переговоры снова не клеились. Никто — ни польские, ни чешские священники — не смог найти общий язык с гостями. Тяжкое дело!