Юлия Андреева: Палач, сын палача

– Представлюсь, как это и положено порядочным людям, – не оборачиваясь, бросил ему Петер и, улыбнувшись пленнику, слегка наклонив корпус в сдержанном поклоне, произнес: – Разрешите представиться, мое имя Петер Миллер.

После чего сидящий напротив него великан вдруг вскочил, звеня цепью, и, не удержавшись на скрепленных кандалами ногах, как подкошенный рухнул к ногам лучшего в Оффенбурге палача.

Удовлетворенный произведенным эффектом и празднуя первую победу, Петер приступил к делу, приказав стражникам и Михелю раздеть подозреваемого. Зная о том, что впечатление, произведенное на фон Бера громким именем и славой, идущей вслед за обладателем этого имени, вскоре развеется, и тогда рыцарь-разбойник будет стоять уже до конца, Петер не думал торопиться, внимательно изучая тело своего противника.

Он стазу же заметил следы, оставленные огнем и режущими предметами. Да, этого человека рубили секирой, кололи, резали и пытали огнем. Возможно, он уже ни один раз бывал в суде и знал, что здесь его по головке не погладят. Тем не менее, он до сих пор был жив!

Один неверный шаг, единственная ошибка, сделанная вначале, и проклятый похититель перестанет верить в гений работающего с ним палача.

Петер стоял, перебирая в памяти инструменты, которые следовало бы применить к этому быку. Но ничего не получалось. С одной стороны, хотелось подвесить задержанного за руки и за ноги к потолку, причем лучше в стальных наручниках, еще лучше, утяжелив мешком с песком. Такую пытку мало кто выдерживал. Но, что-то подсказывало палачу, что гер рыцарь уже переживал нечто подобное, а раз пережил один раз, решит, что выдержит и во второй.

Он обошел сидящего теперь на полу арестованного, исследуя глазами его многочисленные увечья и шрамы. Потом подошел ближе и вперился взглядом в сероватый фрагмент кожи под лопаткой. Должно быть, несколько лет назад господин фор Бер получил удар топором по плечу, а еще до этого его бок был жестоко обожжен, отчего этот кусочек кожи сделался безжизненным. Сюда явно не поступала кровь. Петер ощупал пальцами место под лопаткой и вокруг него и остался довольным.

Опыт палача подсказал господину Миллеру, что, если проткнуть это место иглой, оттуда не потечет кровь и, скорее всего, разбойник не ощутит боли. А тогда уже можно будет привлекать его не только как похитителя младенца, но и как опасного колдуна.

Петер обрадовался этой своей догадке, но решил приберечь козырь на последнее.

– Ну что, господин фон Бер, будете говорить, куда дели дочку судьи Тенглера, – спокойно и вполне дружелюбно осведомился он.

– На что мне чужие дети? – рыцарь поежился на каменном полу. – У меня даже жены нет.

– Возможно, вы похитили ребенка с целью получения выкупа? – миролюбиво предположил Миллер.

– Докажите, – пленник качнулся вперед, назад, а потом с неожиданной ловкостью для своей комплекции встал на ноги, сделавшись сразу на две головы выше палача и вчетверо шире его в обхвате.

– Докажем, – успокоил арестованного Петер и привычно протянул руку к помощнику. Боязливо Михель подошел к своему наставнику, обливаясь холодным потом и не сводя перепуганных глаз со здоровенного разбойника.

Заметив его неприкрытый страх, арестованный дернулся к нему, звякнув цепью и страшно выпучив глаза.

Не помня себя от ужаса, Михель Мегерер выхватил из сундучка, который должен был держать перед Петером, шило и приготовился к обороне.

– И с этим вот копьем вы собрались идти на меня! Ой, матушки с батюшками, насмешили! – загремел на всю тюрьму фон Бер.

– Это, копье подождет, – улыбнулся Петер, обещая себе при случае объяснить парню правила хорошего тона в пыточной камере. Порывшись в сундучке с видом заправского фокусника, он вытащил оттуда обычную волосяную веревку.

– Господа, – обратился он к стоящим тут же стражникам, принесите, пожалуйста, господину рыцарю другой табурет.

Когда его просьба была удовлетворена, господин Миллер усадил ничего не понимающего и, по всей видимости, ожидающего, что его будут прижигать раскаленной кочергой или растягивать на дыбе, фон Бера. После чего, встав перед арестованным, накинул на его бычью шею волосяную веревку и начал быстро тянуть то за один, то за другой ее конец так, что вскоре веревка перетерла кожу на загривке и потекла кровь.