Юлия Андреева - Палач, сын палача

Прекрасно понимая, что посылает на костер невиновного, Миллер утешил себя тем, что за содеянное преступление Тете все равно грозила бы виселица, а так и город получит вожделенный костер, и несчастная Берта будет освобождена.

В том, что местный палач знает свое дело, он был уверен, хотя, если бы его об этом попросили, не погнушался бы помочь вытянуть необходимое признание.

Так что уже на следующий день состоялось заключительное слушанье, на котором Пауль Тете был приговорен к сожжению.

Понимая, что Берта Гросвинтер теперь не может уже зарабатывать себе на жизнь сбором хвороста, Миллер забрал ее с собой, объясняя свой поступок тем, что не все еще понятно с этой особой, и самое милое показать ее другим комиссарам в Ортенау, где есть возможности для проведения знаменитой водной пробы и где она будет находиться вплоть до окончании расследования.

В тот же год, Берта Гросвинтер была отправлена в одну из деревенек, в которой жили сбежавшие из тюрем люди, где она была приставлена пасти стада гусей.

Петер вернулся в Ортенау, где теперь у него был большой дом и где жили Грета и Клаус, через неделю, после того как туда переехал со всем добром, библиотекой и оставшейся прислугой фон Канн. Он заранее знал дом, который приглядел для себя бывший верховный судья, и даже помогал ему, наводя справки о соседях и одолжив на первое время свою экономку. Тем не менее встретиться им не удалось.

Дом фон Канна был закрыт и запечатан, никого из слуг не было. Почесав в затылке, Миллер решил разузнать в городском совете, куда мог подеваться его друг и покровитель, но не успел это сделать, так как его самого спешно вызвали туда.

От внимания Миллера не укрылось, что у парадного подъезда, где кроме лакеев в любое время дня и ночи стоит пост гвардейцев, сегодня теснились кареты с гербами судей Ортенау.

Поднимаясь по белой мраморной лестнице, Миллер был принужден вертеть головой, постоянно здороваясь и раскланиваясь с местной знатью, это могло говорить только об одном – сегодня в Ортенау решается что-то архисерьезное, и это что-то имеет отношение к суду, палаческому мастерству, и возможно, ведовству. Иначе, зачем было вызывать малозначительного инспектора по делам ведьм в такое прекрасное собрание. На втором этаже у дверей в главный зал толпились приглашенные придворные. Так что Миллер хотел было встать в сторонку, дожидаясь вместе со всеми аудиенции у герцога или кого-нибудь из важных чинов, по чьему приказу Миллер был вызван в городской совет, в то время как присланный за ним слуга упорно приглашал его зайти в зал.

Все это было более чем странно и малоприятно, так как маленький Петер Миллер вдруг оказался в центре внимания, а этого ему вовсе не хотелось.

Украшенные золотом двери распахнулись как раз в тот момент, когда Миллер поравнялся с ними, так, словно стоящий за дверьми лакей подглядывал за приглашенными через замочную скважину.

Петера Миллера тут же взяли за руку и, заперев за ним дверь, проводили в самый темный угол зала, где ждал его разодетый по случаю собрания в свой лучший камзол розового цвета и каштановый парик герцог Аугуст Годельшаль, сюзерен Ортенау.

Сюзерен города в тот день был встревожен и более взвинчен, чем обычно. Казалось, что он пытается решить какую-то важную и пугающую его самого задачу, но просто не может заставить себя приступить к ней.

– Должно быть, вы уже догадываетесь о цели, ради которой я попросил вас явиться сегодня? – проницательно глядя на Миллера, начал разговор герцог.

– Понятия не имею, – Миллер простовато развел руками.

– Ну да, ну да, конечно. Признаться, самый догадливый из наших подданных не смог бы предсказать того, что у нас приключилось! Тем не менее я все же надеялся, что вы окажетесь умнее умных. Впрочем, не будем ходить вокруг да около. Эти крысы давно уже толкутся на лестнице, и я не могу заставлять их ждать дольше положенного. Так что сразу к делу, – он нервно сцепил пальцы, так что перстни на них ударились друг об друга. – До того как принять должность комиссара, вы служили в Оффенбурге первым палачом. Так ли это?

– До того как принять должность главного комиссара с особыми полномочиями карать или миловать, – поправил герцога Миллер, сдвинув брови. Начало разговора ему не понравилось.