Якоб Вассерман - Каспар Хаузер, или Леность сердца

— Говорят, однако, и то, что статского советника отравили.

— Не болтай вздора, — вспылил Квант. — Придержи-ка язык за зубами. Лейтенант заявил, что будет арестовывать распространителей злостных слухов и беспощадно их наказывать. Что делает Хаузер?

— Кажется, уже лег спать. Днем он заходил ко мне на кухню и жаловался, что у него в комнате полно мух.

— Это все, что его волнует? Весьма характерно.

— Да. Я сказала, чтобы он их выгнал. «Я^это и делаю, — отвечал он, — да вместо одной сейчас же влетают двадцать».

— Двадцать? — презрительно переспросил Квант. — Почему именно двадцать? Похоже, что эта цифра взята с потолка?

Они отправились спать.

В день похорон Фейербаха из Нюрнберга прибыли господин Даумер и господин фон Тухер. Оба остановились в «Звезде». Даумер поспешил разыскать Каспара. Каспар с первым своим покровителем держался просто и открыто, и все же Даумера преследовало мучительное чувство, что юноша ничего не видит и не слышит. Он заметил, что тот вырос, но очень бледен, молчалив, как всегда, но преисполнен какого-то странного веселия; более того, что он, словно паутиной, опутан непостижимым этим веселием, отбрасывавшим вокруг него темные тени.

Даумер среди прочего писал сестре: «Я солгал бы, сказав, что радуюсь встрече с ним. Нет, мне больно смотреть на него, а если ты спросишь меня «почему», я отвечу тебе как бестолковый ученик: не знаю. Вообще-то он ведет здесь мирную жизнь и, как ни грустно мне об этом писать, видно, до конца своих дней обречен оставаться безвестным судейским писцом или чем-то в этом роде».

Господин фон Тухер уехал сразу же после похорон, не поинтересовавшись Каспаром, Даумер прожил в городе еще три дня, так как у него были дела в магистрате. На похоронах президента он Каспара не видел, позднее ему сказали, что фрау фон Имхоф сумела устроить так, чтобы юноша на них не присутствовал. Вскоре Даумер, к своему огорчению, понял, что юноша упорно его избегает. За час до отъезда он успел переговорить об этом с учителем Квантом.

— Возможно ли, чтобы человек вашего ума не понимал причин такого поведения? — удивился Квант. — Ясно же, что, видя вокруг себя все растущее равнодушие, ежедневно ощущая его последствия, он стесняется своих нюрнбергских друзей и по мере сил избегает их. В Нюрнберге он ведь был в центре внимания и полагал, что его жизненный путь усыпан розами. Мы же, господин Даумер, если можно так выразиться, уже идем по его следам, повремените немного, и вы услышите удивительные новости.

Квант казался расстроенным, в словах его звучали фанатические нотки. Вряд ли Даумер, после этого разговора, с легким сердцем пустился в обратный путь. Ему впору было воскликнуть, как и в ту тихую ночь, когда он в нестерпимом волнении духовно и физически заключил в свои объятия Каспара: «Человек, о, человек!» Но сейчас все обстояло куда сложнее. Темные, тревожные мысли одолевали Даумера; чувство, похожее на нечистую совесть, забродило в его смятенном мозгу, и медленно, призывая к запоздалому действию и к искуплению, возникло в нем первое чаяние истины.

В продолжение нескольких недель в салонах и бюргерских гостиных города наперебой рассказывали странные истории. И хотя эта болтовня и пересуды не имели под собою твердой почвы, вскоре все уже были уверены, что внезапная кончина президента Фейербаха явилась следствием какого-то таинственного заговора. Напрямки никто, разумеется, ничего не говорил, шептуны блюли осторожность. Но все-таки потихоньку утверждали, будто и лорд Стэнхоп был причастен к этому заговору. Так мало-помалу все определеннее становился слух, что лорд носится с мыслью начать уголовный процесс против Каспара Хаузера и уже заручился помощью некоего видного юриста. Восторженного отношения к графу как не бывало, стерлась величественная память, оставленная им по себе, и во многих влиятельных семьях, где он некогда был кумиром, его имя теперь произносилось разве что боязливым шепотом.

Друзья Каспара тревожились. Фрау фон Имхоф в один прекрасный день разыскала лейтенанта полиции и спросила, что следует думать обо всех этих слухах. Хикель с холодным сожалением ответил, что общественное мнение идет по правильному пути.

— Страница перевернулась, — заявил он, — и его светлость считает теперь Каспара Хаузера за обыкновенного мошенника.

Фрау фон Имхоф, ни слова не сказав, вышла из комнаты.

«Ишь ты, нежная душа, вот и ужасайся на здоровье», — насмешливо подумал Хикель.