Генрик Сенкевич: Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

Пан Скшетуский пригласил его ужинать. От костра доходил аппетитный запах жареного мяса. Паж принес миску с дымящимися кусками баранины, потом объемистый бурдюк молдаванского вина. Разговор мало-помалу оживился.

— Хорошо бы благополучно добраться домой! — сказал Скшетуский.

— А вы откуда возвращаетесь, позвольте узнать? — спросил Абданк.

— Издалека, из Крыма.

— Вероятно, с выкупом ездили туда?

— Нет, пан полковник, я ездил к самому хану.

Абданк насторожился.

— Скажите, какое важное поручение! Какое же дело было у вас к хану?

— Я ездил с письмом князя Еремии.

— Так вы были послом! О чем же князь писал хану?

Наместник сухо посмотрел на собеседника.

— Пан полковник! Вы заглядывали в глаза разбойников, которые подцепили вас на аркан, — это ваше дело; но что князь писал хану, — это дело не ваше, не мое, а только их обоих.

— Признаюсь, — тонко отпарировал Абданк, — прежде я удивлялся, как князь послал к хану такого молодого человека, но после вашего ответа более уже не удивляюсь, потому что вижу человека молодого летами, но зрелого умом и опытностью. Наместник проглотил приятную лесть, разгладил усы и спросил:

— Теперь вы скажите мне, что вы делаете здесь, у Омельничка, и как очутились здесь один?

— Я не один: людей своих я оставил на дороге, а теперь еду в Кудак, к пану Гродзицкому, тамошнему коменданту, с письмами великого гетмана.

— Отчего же вы не водою, не в лодке?

— Таков был приказ, а от приказа отступать мне не годится.

— Странно, что гетман отдал такое распоряжение. На реке вы не попали бы в такое скверное положение, в каком очутились здесь, в степи.

— Пан наместник, степи теперь спокойны, я знаю их не с нынешнего дня, а то, что постигло меня, вызвано людскою злобою и ненавистью.

— Кто же это вас так преследует?

— Долго рассказывать. Шведко, злой сосед, который разорил меня, убил моего сына и вот, как видите, из-за угла покушался и на мою жизнь.

— А вы не носите сабли у бока?

Энергическое лицо Абданка исказилось ненавистью, а глаза загорелись зловещим огнем. Медленно и отчетливо он проговорил:

— Ношу, клянусь Богом! И не буду искать другого оружия против своих врагов.

Поручик хотел что-то сказать, как вдруг послышался поспешный топот конских ног. Прибежал и солдат, поставленный на стороже, с вестью, что приближаются какие-то люди.

— Это мои, вероятно, — сказал Абданк, — из-за Тагмина приехали. Я, не ожидая нападения, обещал ждать их здесь.

Действительно, через минуту толпа всадников окружила пригорок. Огонь костра осветил головы коней, тяжело храпящих от утомления, а над ними лица всадников, которые, прикрыв рукою глаза, внимательно рассматривали наших собеседников.

— Эй, люди! Кто вы? — спросил Абданк.

— Рабы Божьи! — ответил голос из темноты.

— Да, это мои молодцы, — повторил Абданк, обращаясь к наместнику. — Идите сюда, идите!

Несколько всадников спешились и приблизились к огню.

— А мы спешили, спешили, батька. Что с тобою?

— Засада была. Шведко знал место и ждал меня тут со своими. Долго, должно быть, выжидал. На аркан меня подцепил!

— Спаси Бог! Спаси Бог! А это что за ляхи около тебя?

Они злобно глядели на пана Скшетуского и его дружину.

— Это добрые друзья, — сказал Абданк. — Слава Богу, я цел и жив. Сейчас поедем дальше.

— Слава Богу! Мы готовы!

Ночь была холодная, ясная. Люди пана Абданка отогревали у огня закоченелые руки. Пана Скшетуского удивило, что новоприбывшие вовсе не походили на реестровых казаков, и в особенности то, что их было много. Все это казалось ему очень подозрительным. Если великий гетман выслал Абданка в Кудак, то дал бы ему стражу из реестровых и притом не такую многочисленную, и, наконец, с какой стати он предписал ему идти из Чигирина степью, а не водою? Таким образом пришлось бы переправляться через множество рек, что только замедляло путешествие. Дело было похоже на то, что как будто пан Абданк хотел миновать Кудак.

К тому же, и сама личность пана Абданка сильно заинтересовала молодого наместника. Он заметил сразу, что казаки, всегда фамильярные в отношениях со своими полковниками, обращались к этому с таким почтением, как будто к настоящему гетману. Должно быть, то был весьма могущественный рыцарь, а пан Скшетуский, хорошо знающий Украину по ту и по эту сторону Днепра, что-то ни о каком знаменитом Абданке ничего не слыхал. К тому же, в наружности этого человека было что-то необыкновенное: от него веяло какою-то тайною силою, словно жаром от пламени, какою-то непреклонною волей, свидетельствующей, что человек этот ни пред чем и ни пред кем не остановится. Такая же юля виднелась и на лице князя Еремии Вишневецкого, но что было свойственно человеку, обладающему громадной властью и влиянием, то поневоле казалось странным в простом рыцаре неизвестной фамилии.