Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

— Они не дошли туда; их пан Кушель разбил. Но рассказывай скорее.

— Если бы мне это было известно! Но дело-то в том, что я ничего этого не знал, вот мы и бежали с панной между татарами и казаками, как по ущелью. К счастью, весь край был пуст, мы не встретили ни одной живой души ни в деревнях, ни в городках — все убежали в страхе перед татарами. У меня душа была не на месте от тревоги, как бы нас не окружили… Так оно и вышло.

Скшетуский перестал одеваться.

— Как так?

— А вот как. Я наткнулся на казацкий отряд Донца, брата колдуньи Горпины. К счастью, он хорошо знал меня; я его видывал у Богуна. Передал я ему поклон от сестры, показал Богунов пернач и рассказал все: как меня Богун послал за панной и как ждет меня за Владавой. Он знал, что сестра его действительно стережет княжну, и поверил всему. Я думал, что он сразу отпустит меня и денег еще даст на дорогу, а он и говорит: "Там собирается всеобщее ополчение, ты еще попадешься в руки ляхам; оставайся, говорит, со мной, пойдем к Хмельницкому; девушке в обозе будет лучше; ее сам Хмельницкий будет беречь для Богуна". Как только он мне это сказал, я так и обомлел: что тут ответишь? Я ему говорю, что Богун меня ждет и я головой отвечаю, что доставлю ее, а он мне: "Мы дадим знать Богуну, а ты не езди, говорит, там ляхи". Мы заспорили, а он потом закричал на меня: "Странно, что ты боишься идти с казаками! Уж не изменник ли ты?". Тут я понял, что, кроме как удрать потихоньку, ничего не остается. Я уж начал было готовиться в дорогу, как вдруг на казаков напал пан Пелка.

— Пан Пелка? — спросил, сдерживая дыхание, Скшетуский.

— Так точно. Славный был воин, недавно его убили… Упокой Господь его душу! Не знаю, кто лучше его мог незаметно подкрасться к неприятелю, разве только пан Володыевский. Так вот, пришел пан Пелка, разбил отряд Донца, а самого полковника взял в плен. Две недели тому назад его посадили на кол, и поделом! Но и с паном Пелкой хлопот было тоже немало, очень он уж охоч до женщин… упокой душу его, Господи! Я уже боялся, как бы панна, уйдя от врагов, не увидала худого от своих… Тогда я сказал, что она родственница нашего князя. А он, надо вам сказать, очень уважал князя, тотчас переменил обращение с княжной и отправил нас к королю в Замостье. А там ксендз Цецишовский, святой, доложу я вам, человек, взял нас под покровительство и отдал панну пани каштелянше Витовской.

Скшетуский глубоко вздохнул, потом бросился на шею Жендзяну.

— Ты будешь моим другом, братом, но не слугою, — сказал он, — но теперь едем. Когда пани каштелянша должна была быть здесь?

— Через неделю после меня; уже прошло десять дней, а вы лежали без памяти восемь.

— Едем! Едем! — повторил Скшетуский. — Кажется, радость задушит меня.

Но не успел он договорить, как на дворе послышался топот, и перед окнами замелькали фигуры всадников. Сперва Скшетуский увидел старого ксендза Цецишовского, а рядом с ним похудевших донельзя Заглобу, Володыевского, Кушеля и других своих знакомых. Через минуту толпа рыцарей с ксендзом во главе вошла в комнату.

— Мир заключен под Збаражем, осада снята! — прокричал ксендз.

Скшетуский по очереди переходил из одних дружеских объятий в другие.

— Нам сказали, что вы живы, — кричал Заглоба, — но для нас еще больше радости, что мы видим вас здоровым! Мы намеренно сюда за вами приехали… Ян! Вы не знаете, какою славою покрылось ваше имя, какая награда ждет вас!

— Король наградил, но Царь царей его превзошел, — сказал ксендз.

— Я все знаю уже, — ответил Скшетуский. — Да наградит вас Бог! Жендзян мне все рассказал.

— И радость не убила вас? Тем лучше! Vivat Скшетуский, vivat княжна! — закричал Заглоба. — А что! Мы и не заикнулись о ней, потому что не знали, жива ли она. Но мальчик ловко увез ее. О, vulpes astuta! [101] Хитрая лиса (лат.). Князь ждет вас обоих. Мы ведь под самый Егорлык ездили за ней. Я убил урода, который стерег ее. Теперь у меня будут внуки, господа! И много! Жендзян, рассказывай, трудно тебе пришлось? Представь себе: мы удержали вдвоем с паном Михалом огромную орду. Я первый бросился на целый чамбул! Они было и так, и сяк, — ничего не помогло! Пан Михал тоже храбро дрался… Где же дочка моя милая? Дайте мне мою дочку!

— Ну, дай тебе Бог всякого счастья, Ян! — повторял маленький рыцарь, снова и снова обнимая Скшетуского.

— Да воздаст вам Бог за все, что вы для меня сделали. Слов мне не хватает. Жизнью, кровью — и то я не могу расплатиться с вами! — ответил Скшетуский.

— Хорошо, хорошо, не в том дело, — кричал Заглоба. — Мир заключен, плохой мир, господа, но и за то слава Богу, что мы выбрались из этого проклятого Збаража. Итак, мир. Это наша заслуга и моя, потому что, останься в живых Бурлай, переговоры ни к чему бы не привели. Теперь на свадьбу поедем. Ну, Ян, держитесь теперь! Вы и представить себе не можете, какой свадебный подарок приготовил для вас князь! Я, может, и расскажу вам как-нибудь после, а теперь… где же моя дочка, черт возьми! Подайте мне мою дочку! Теперь ее Богун уже не похитит, пусть сам сначала вывернется. Где моя дочка?