Генрик Сенкевич - Огнем и мечом (пер. Вукол Лавров)

— Что вы тут толкуете о переговорах, — сказал Скшетуский, — если они думают, что мы находимся в их руках и завтра они возьмут нас?

— Но ведь не возьмут? Нет?

— Все в Божией власти. Во всяком случае, если здесь князь, им недешево это достанется.

— Как вы меня утешили. Мне вовсе нет дела, дешево или дорого, мне нужно, чтобы мы им совсем не доставались.

— Для настоящего солдата большая честь — сознание, что он не зря отдает свою жизнь.

— Верно, верно… Провалиться бы им всем вместе с вашим утешением!

К беседующим подошли пан Подбипента и Володыевский.

— Говорят, ордынцев и казаков полмиллиона, — сказал литвин.

— Чтоб язык у вас отсох! — воскликнул Заглоба. — Хороша новость!

— При штурмах их легче бить, чем в поле, — кротко заметил пан Лонгинус.

— Коль скоро наш князь и Хмельницкий столкнулись, — сказал пан Михал, — то и говорить нечего о мирных переговорах. Или пан, или пропал! Завтра будет решительный день!

И он весело потер руки.

Маленький рыцарь был прав. За время этой долгой войны два льва еще не становились друг против друга. Один громил гетманов и вождей, другой — атаманов казацких, за тем и за другим следом шла победа, тот и другой были грозою неприятелю, но только теперь должно было решиться, на чью сторону при прямом столкновении склонится победа. Вишневецкий смотрел с окопов на сонмища татар и казаков, тщетно стараясь объять их взглядом, Хмельницкий поглядывал на замок и лагерь и думал про себя: "Там самый страшный враг мой; если одолею его, кто станет сопротивляться мне?".

Легко было догадаться, что битва меж двумя этими полководцами будет долгая и ожесточенная, но исход ее едва ли подлежал сомнению. Князь Лубен и Вишневца стоял во главе пятнадцати тысяч человек, включая в это число и прислугу, за народным вождем шел весь люд степей от Азовского моря и Дона до устья Дуная. С ними шел хан во главе Крымской, Белгородской, Ногайской и Добруджской орд, шли низовцы и неисчислимые толпы черни, из степей, яров, городов, городков, деревень и хуторов и все те, что когда-то служили в панских или коронных полках; шли черкесы, валахи, силистрийские и румелийские турки, шли даже ватаги сербов и болгар. Казалось, это было новое переселение народов, которые бросили свои степные поселения и потянулись на запад, чтобы занять новые земли, создать новое государство.

Таково было соотношение борющихся сил… горсть против тысяч, островок в сравнении с морем! Неудивительно, что не одно сердце билось тревогой и что не только этот город, но и вся республика смотрели на одинокий лагерь, окруженный тучами диких воинов, как на могилу рыцарей и великого их вождя.

Так же думал и Хмельницкий, потому что, едва костры хорошенько разгорелись в его обозе, перед крепостью появился парламентер-казак с белым знаменем.

Стража вышла и тотчас схватила его.

— От гетмана к князю Ереме, — сказал он.

Князь еще не слезал с коня и со спокойным лицом стоял на валу. Зарево отражалось в его глазах и розовыми бликами освещало его ввалившиеся щеки. Казак почувствовал некоторую робость несмотря на то, что был старым степным волком.

— Кто ты? — спросил князь-воевода, вперившись в него своим спокойным взором.

— Я сотник Сокол… от гетмана.

— С чем ты пришел?

Сотник начал отвешивать поклоны.

— Смилуйся, владыка! Что мне приказали, то я и должен сказать; я не виноват!

— Говори смело.

— Гетман приказал мне сказать, что прибыл в гости и завтра навестит вас в замке в Збараже.

— Скажи ему, что не завтра, а сегодня я даю пир в замке! — ответил князь.

Спустя час раздались салютные выстрелы пушек, радостные крики, и все окна замка осветились.

Хан, услыхав пиршественные звуки, вышел из палатки в сопровождении брата Нуреддина, султана Галги, Тугай-бея и множества мурз, а потом послал за Хмельницким.

Гетман, слегка подвыпивший, явился тотчас же и, отвешивая поклоны и прикладывая руку ко лбу, бороде и груди, ожидал вопроса.

Хан долгое время глядел на замок, издали похожий на гигантский фонарь, и слегка покачивал головой, наконец, пригладив рукою редкую бороду, спросил, указывая на светящиеся окна:

— Гетман запорожский, что там такое?

— Могущественнейший царь! — ответил Хмельницкий. — То князь Еремия пирует.

Хан задумался.

— Пирует?

— То завтрашние покойники веселятся сегодня, — ответил Хмельницкий.

С валов послышались новые выстрелы, загремели трубы, и разноголосые восклицания дошли до священных ушей хана.