Клара Моисеева
ТАЙНА ГОРЫ МУГ
Где высился чертог в далекие года
И проводила дни султанов череда.
Там ныне горлица сидит среди развалин
И плачет жалобно: «Куда, куда, куда?»
Омар Хайям
БЛИЗИ руин древнего Пянджикента, ныне давно уже забытого и занесенного песками, высится могучий чинар. Он стоит одиноко среди песчаных холмов, и о чем-то шепчет его зеленая листва. Давно стоит здесь ветвистый чинар. Старые люди говорят, что этому дереву две тысячи лет; ученые думают, что немногим меньше.
Более тысячи лет назад зеленые ветви чинара давали тень и прохладу семье шелкодела Навимаха. В те далекие времена чинар не был одинок. Его ветви склонялись к цветущим акациям и слышали шелест серебристых тополей. Под сенью чинара стоял дом, построенный еще дедом Навимаха. Это был самый старый дом на окраине Панча [1] Панч — так в древности назывался Пянджикент, небольшой город в предгорьях Зеравшанского хребта, в Таджикской ССР.
, но он хорошо сохранился потому, что стены его были толщиной почти в три локтя.
Во дворе Навимаха постоянно висели для просушки мотки крашеного шелка. И от этих пестрых мотков двор казался необыкновенно веселым, похожим на цветник. Среди двора на камнях стоял большой котел, почерневший от копоти; в нем запаривали коконы. А под навесом, позади дома, был устроен ткацкий станок. Его смастерили давно, в тот год, когда Навимах отпраздновал свое совершеннолетие. Отец хотел сделать станок покрепче и приказал срубить для этого старый карагач. Юноша огорчился — ему казалось, что он расстается с добрым другом. Долго бродил он вокруг высохшего, полуголого дерева с поникшими, серыми ветвями. А отец сказал ему:
— Не грусти, оно уже перестало жить. А когда сделаем ткацкий станок, у него начнется новая жизнь. Он и тебе сослужит службу.
Станок получился крепким. Сколько лет прошло, а он все стучит и стучит. Раньше за ним сидела мать, а теперь заправляет основу жена Навимаха — Чатиса, высокая, стройная женщина с тонким смуглым лицом и черными косами до самых пят.
Семья шелкодела была известна в округе своим трудолюбием. Многие завидовали Навимаху. Да и было чему позавидовать. Ведь шелка его славились во многих городах Согдианы. Купцы охотно покупали пестрые шелка, сделанные руками Чатисы. Они были очень красивы и, право же, не уступали дорогим китайским шелкам. Правда, у Чатисы не было золотых нитей, которыми китайцы расшивали свою парчу, но у китайцев была поистине царская парча, такую не умели ткать во всей Согдиане. Зато как хороши были пестрые цветы, вытканные Чатисой! Они казались Навимаху живыми.
В Панче не было коконовара более искусного, чем Навимах. Может быть, поэтому соседи любили потолковать о его делах. Одни говорили, что ему известно заклинание. Он произносит его, когда разжигает огонь под котлом. Другие уверяли, что Навимах владеет секретом запарки коконов, никому более не известным. О Чатисе шла молва, будто сестра ее матери, знаменитая ткачиха, в смертный час призвала к себе юную племянницу и поведала ей тайну, как ткать цветы и звезды. А еще люди дивились умелым рукам Аспанзата, приемного сына Навимаха. Старый гончар Навифарм, сосед шелкодела, рассказывал всякому, кто хотел его слушать, что всю тяжелую работу в доме делает Аспанзат. Он же научил дочь Навимаха, Кушанчу, разводить шелкопрядов и разматывать коконы.
— Счастье пришло в дом Навимаха вместе с Аспанзатом, — говорил старый скряга и завистник Навифарм. — Навимах знал, что сулит ему такая добродетель, — схватил мальчонку, будто это золотой слиток, не дал людям одуматься.
— Почему же ты не схватил тогда этот слиток? — смеялся медник, в сотый раз выслушивая жалобы Навифарма. — Я помню, ты тогда отвернулся от мальчугана, даже взглянуть на него боялся, а Навимах не побоялся, и добрая богиня вознаградила его. Вот и помощник вырос. Прошло пятнадцать лет, а ты все скулишь да заглядываешь за ограду соседа, чужому счастью завидуешь. Ты свое создавай!
Читать дальше