– А тебе зачем?
– Надо, – ответил Петька, и они продолжили разговор.
Руки у старшего лейтенанта были длинные, и это не раз выручало его в детском доме.
– Они близко даже подойти не могли, – говорил он, показывая, как надо бить других беспризорников. – Вот так и вот так. А потом еще левой. Смотри, как должна двигаться рука. Смотри, вот еще один раз. Теперь медленно.
Петька ждал, пока высохнет постиранная рубаха, опять ел тушенку и смотрел, как старший лейтенант показывает ему детдомовские удары.
– Нормально, – говорил он. – А вот так я умею.
– Умеешь? – недоверчиво смотрел на него Одинцов. – А ну, покажи.
Петька отодвигал свою банку, вставал из-за стола и бил старшего лейтенанта в живот.
– А чего ты в живот-то? – удивлялся старший лейтенант.
– Это у вас там живот. У нормального пацана там рожа.
– Понятно, – говорил Одинцов, и они продолжали разговаривать.
Старший лейтенант Одинцов попал в детский дом с паровоза. Ему было тогда десять лет, и он не знал, куда делись его родители. На узловой станции, где он жил, было много таких пацанов, поэтому однажды он решил оттуда уехать. Драться ему надоело, а жратвы все равно никогда не хватало на всех.
Старший лейтенант спрятался в том месте, где паровозы набирают воду, и когда машинист спрыгнул на землю, он тихонько залез в его будку и поехал. Уехать на паровозе было нетрудно, потому что он до этого видел, за какие ручки дергают машинисты, чтобы поезд пошел.
Поэтому, когда его привезли в детский дом, все удивились – как он умудрился уехать на паровозе один. И директор детского дома сказал, что у него теперь фамилия пусть будет Одинцов. Потому что все равно у него никакой фамилии до этого не было.
– А после детского дома? – сказал Петька. – Что было потом?
Старший лейтенант с Петькой курили настоящие папиросы «Казбек», и Петька слушал про то, как старший лейтенант попал в военное училище. Правда, папиросы из пачки Петька курил первый раз в жизни, поэтому кусок истории между детским домом и военным училищем он пропустил. Сначала немного расстроился, но потом решил, что еще спросит. Не последний раз здесь сидит.
– Смотри сюда, – говорил Одинцов. – Я тебя научу курить по-блатному. Вот так, видишь?
Он приклеивал папиросу к кончику языка и быстро перебрасывал ее из одного угла рта в другой. Щурился от дыма, а потом втягивал окурок целиком в рот, плотно закрывая губы и выпучивая глаза.
– Видал? – говорил он, вынимая дымящуюся папиросу изо рта. – Я даже под воду нырнуть так могу. Закурил, нырнул, вылез и дальше куришь.
– Нормально, – кивал головой Петька. – А я вот так вот могу.
И он показывал фокус, которому его научил дядька Юрка, перед тем как уйти на фронт.
Петька затягивался, зажимал себе ладонями нос и рот, и через секунду из левого уха у него начинала струиться тонкая полоска дыма.
– Здорово, – говорил старший лейтенант.
Воодушевленный похвалой Петька говорил, что знает еще один фокус, но не может его показать.
– Почему? – спрашивал старший лейтенант.
– Ну, не могу я. Он некультурный. Вам показать не могу.
– Да ладно тебе, брось. Давай показывай.
– Нет, не могу. Вы потом обижаться будете.
Но Одинцов настаивал, и тогда Петька просто рассказал ему, что сначала берется незажженная папироса, а потом надо попросить кого-нибудь открыть рот и закрыть глаза. И когда рот будет открыт, а глаза закрыты, надо вставить папиросу в этот открытый рот и дунуть в нее изо всех сил, и получится очень смешно.
– Только я из папиросы не пробовал. У нас одни самокрутки. Из них легче табак выдувать. Не так плотно набиты. Хотя потом все равно его жалко. Фиг его достанешь, этот табак.
– Ну и какой это фокус? – говорил Одинцов. – Нет, это совсем не фокус.
И Петька согласно кивал головой. Сидя в комнате старшего лейтенанта – там, где открытая банка тушенки на столе, и чей-то голос за окном: «Взвод, равнение на середину!», и портупея с пистолетом «ТТ» прямо перед тобой, только протяни руку, – Петька неожиданно для себя понимал, что это и правда никакой, на фиг, не фокус.
А смысл? Дуть кому-то табаком в рот, когда вместо этого можно просто сидеть и слушать товарища старшего лейтенанта? И курить настоящий «Казбек». Тем более что никому, кроме Валерки, дуть в рот все равно так и не приходилось. А сам Петька отлично помнил, как долго плевался, после того как ему эту штуку показал один проезжий шофер. Но ему до сегодняшнего дня почему-то казалось, что это хороший смешной фокус. Наверное, потому что у шофера была золотая фикса и через дырку в замызганном тельнике выглядывал профиль товарища Сталина. Водила тогда хохотал, сверкал фиксой на солнце, а Петька выплевывал горький табак и думал, что скоро сам заведет себе такую наколку – надо только портрет в газете получше найти.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу