Валентин Рыбин - Знойная параллель

— Сам пришивал? Слишком неуклюже. Морщит... Идем в другую комнату, я перешью.

Я охотно повинуюсь. Тоня мне кажется такой милой, нежной и женственной, такой заботливой, что я не сдерживаюсь и целую ее в щеку. А когда входим в соседнюю комнату, целую многократно.

— Марат, Марат, миленький, ты помнешь мою прическу,— тихо шепчет она.— Ты не представляешь, сколько я сидела над ней. Ну отпусти же. Снимай гимнастерку...

Я сижу напротив, смотрю, как она отпарывает подворотничок, затем подшивает вновь. И Тоня исподволь глядит на меня, но с каким-то страхом и благодарностью и время от времени настораживается, к чему-то прислушивается.

— Кто-то должен позвонить?

— Да нет, что ты привязался.— Она подает мне гимнастерку.— Вот теперь другое дело. Надевай и идем к ребятам, а то скажут — не успели встретиться, уже уединились.

А девчата уже накрыли стол. Появляется традиционная бутылка шампанского и все остальное. Фролов осматривает бутылки. Оля несет на тарелке нарезанное сало.

Спустя полчаса мы уже сидим за столом, провожаем уходящий старый год. Девушки провозглашают меня тамадой и велят дирижировать «сводным армейско-студенческим оркестром». Я никогда не говорил застольных речей, не могу ничего придумать смешного и поочередно каждому даю слово. Сначала Тоне. Она встает и желает, чтобы старый год унес все неурядицы. Пока говорили тосты, время подошло к двенадцати. Открыли шампанское, разлили в стаканы, встали, пожелали друг другу всех благ и выпили. Сразу же завели пластинку: «Голубой Дунай» Штрауса, принялись было танцевать, но тут Фролов догадался, что надо поздравить тетю Шуру и вообще всех, кто остался на праздник в общежитии, и мы шумно выкатились из комнаты. Комендантшу застали за столиком, возле телефона. Фролов торжественно нес стакан с шампанским, но она наотрез отказалась от него:

— Я бражки своей, самодельной, выпила, и слава богу. А за то, что вспомнили старуху, спасибо. Главное ведь не питье, а внимание.

Мы пошли дальше. Но тут раздался телефонный звонок. Вслед послышался окрик:

— Глинкина! Антонина! Тебя просят. По междугороднему!

Тоня вернулась, а я остановился, чтобы подождать ее. Сразу появилось какое-то тревожное предчувствие и мысли зайчиками заметались: «Да, это тот самый звонок, которого она ждала». Я молча встал в сторонке, привалившись к перилам лестницы. Мне хорошо слышен ее голос:

— Ах, это вы! — удивляется в телефонную трубку Тоня.— Откуда вы взялись? Спасибо, спасибо... Вам тоже самого огромного счастья!

Потом она очень долго молчит, внимательно слушая своего собеседника. У меня начинает жечь сердце и становится нечем дышать. «Спокойно, Отелло, спокойно,— говорю я сам себе.— Ничего особенного не происходит. Мало ли у каждого из нас знакомых! Вот и у Тони есть знакомые».

— Леонид Иннокентьевич,— наконец каким-то не своим, очень жалким голосом произносит Тоня,— по-моему вы пьяны. Почему? А потому, что о таких вещах по телефону не говорят...

И опять она умолкает. А я уже не могу стоять на месте, потому что в моем воображении возникает улыбающаяся физиономия минералога. Ты посмотри, на что способен этот старый Дон-Жуан! Он же признается ей в любви! Но она-то, она почему так внимательно выслушивает всякий вздор? Не только внимательно, даже с каким-то особым упоением.

— Милый Леонид Иннокентьевич, ну, конечно, я подумаю. Только, по-моему, вы не в себе немножко... Что вы сказали? Письмо? Пожалуйста. Я непременно отвечу. На до востребования? Хорошо, хорошо... И я вам желаю. Всего вам доброго...

Тоня положила трубку и встала, словно изваяние. Я слежу за ней из темноты и вдруг начинаю чувствовать себя самым подлым человеком. Ведь я подслушал чужую тайну! Нет, нет — только не это. Потихоньку, прижимаясь спиной к стенке, чтобы Тоня не заметила меня, поднимаюсь на второй этаж и вхожу в комнату. Все танцуют. Наверное, я слишком взволнован. Пластинка доигрывает, и Чары сразу спрашивает:

— Ты чего такой бледный? Наверное, тебе нельзя пить. Обычно от водки краснеют...

— Да я вроде бы неплохо себя чувствую,— отвечаю я и соображаю: как же мне теперь быть? Как вести себя с Тоней? И вообще, интересно, как после такого разговорчика она будет смотреть мне в глаза?

Тоня входит с веселым восклицанием:

— О! Вы уже во всю танцуете! А я задержалась...

— Кто-то звонил? — спрашивает Оля.

— Знакомая одна... Мамина подружка. Просила, чтобы зашла в мастерскую узнать, не сшили ли ей платье.

— Тоже мне, нашла время, когда спрашивать о платье,— удивляется Оля.