Валентин Рыбин - Море согласия

— Вах, Кеймир, где ты пропадаешь? Мы тут без тебя скучаем! Хочешь — пойдем в кавеханэ?

— Ай, брось ты! — беззлобно отмахнулся Кеймир и попросил: — Дай-ка лучше мне мискаль на один-два чилима. Голова болит.

Якши-Мамед повел пальвана и его друзей к себе в комнату.

Кият в разгромленном Астрабаде получал самые разноречивые вести о положении дел на русско-персидском фронте: их приносили случайные люди. То прокатывался слух, что светлейший Аббас-Мирза со своим непобедимым войском уже захватил все кавказские ханства и добивает свиноедов в Дагестане. То приходили сведения вовсе не похожие на предыдущие: шахиншах и его наследник Аббас-Мирза отступили за Аракс и теперь идут к Астрабаду, чтобы разгромить туркмен, а предателя Джадукяра казнить в Тегеране. Одновременно распространялось, что за голову Джадукяра шах не пожалеет воловины своего богатства. Самые баснословные цены назначались и за голову Кията.

Кият не решался что-либо предпринять: то ли двигаться дальше, то ли возвращаться назад. Решение принял неожиданно, когда по мешхедской дороге подошли еще несколько сотен текинцев. Кият оставил в Астрабаде Назар-Ниява с двумя отрядами и повел туркмен в Мазандеран.

Астрабадский и мавандеранский останы разделял ров, или, как называли его персияне, джар. Канава под насыпью была заполнена грунтовыми водами. Переехав джар, отряды прошли до речки Гаслига и остановились на ночлег. Это было самое подходящее место. Рядом е равниной возвышался курган Гирей-Дюгун, с которого хорошо просматривалась вся местность. Основной лагерь расположился на этом кургане. Гургенцы разбили шатры ближе к морю.

Кият в этот вечер не ложился спать, сидел, окруженный своими сердарами. Был он заметно взволнован — неизвестность завтрашнего дня тревожила его. Внизу, поодаль от кургана, горели небольшие костры. Это воины Джадукяра и Назар-Мергена варили ужин. Но вот костры один за другим стали гаснуть, и наступил мрак. Только где-то в стороне шумело море и завывал холодный северный ветер. В полночь, выставив стражу вокруг кургана, Кият лег и до самого рассвета проспал без тревоги. В лагере все было спокойно.

Едва развиднелось, он вышел свершить намаз и, окинув долину, немало удивился: шатры гургенцез стояли на месте, но ни коней, ни людей не было. Хан подумал, что лошадей они отвели куда-нибудь на сочный корм к берегам Шершери, а сами спят, но, приглядевшись, тотчас отбросил эту мысль.

— Хов, Махтум-Кули! — крикнул он.— Возьми с собой йигитов да съезди к Джадукяру. Узнай, что там у них случилось. Вроде бы все стоит на месте, а никого нет.

Атрекский хан тотчас вскочил на скакуна. С ним отправились его ближайшие помощники. Полфарсаха отделяли лагерь гургенцев от кургана Гирей-Дюгун. В считанные минуты атрекцы покрыли это расстояние и остановились возле лагеря. Джигиты торопливо заглянули в один, в другой шатер и сообщили — никого нет.

— Ух, проклятый колдун! — в отчаянии вскрикнул Махтум-Кули-хан, потрясая кулаками.— Опять тебе удалось обмануть нас. Опять ты продался персиянам! — Хан со злостью рванул полог белого шатра и остолбенел: Джадукяр лежал у входа без головы, сгустками запеклась кровь на обрубленной шее.

Махтум-Кули, пятясь, отступил, вскочил на коня и с криками: «Предательство! Нас предали гургенцы!» — помчался к кургану. Взлетев на холм, он торопливо сообщил Кияту о том, что увидел. Дрогнули мускулы на лице

Кият-хана, глаза сузились, выражая гнев. Долго он стоял, поставив кулаки на бедра. То смотрел себе под ноги, то на опустевший лагерь гургенцев.

В то утро воины Кият-хана разгромили Кюльбат, Градевинд и выехали на хребет Энезань-Ко. Отсюда был виден весь Астрабадский залив и все прибрежье, а на юге вырисовывалась белой папахой гора Демавенд. Йигиты на дороге заметили свежие следы конского помета, отпечатки копыт — это Назар-Мерген провел здесь совсем недавно свое войско.

Поразмыслив, Кият-хан пришел к выводу, что предатель и триста его всадников направились в Эшреф или в Сари: в одном из этих городов скрывался со своим ополчением Мехти-Кули-хан. Кият-хан понимал, что руководило гургенским ханом. Он спешил бросить к ногам астрабадского хакима голову Джадукяра и получить щедрое вознаграждение.

Эшреф лежал левее, на склоне гор. Виднелись дворики в оранжевых садах — подступившая зима еще не смела с деревьев листву. Кият-хан направил свои сотни на этот город. Туркмены ворвались в него так же неожиданно, как ветер налетает с моря. Пронесшись по улицам вдоль речки Ша-Киля, у берега которой стояли небольшие, крытые папоротником дома, сотни с гиканьем, размахивая саблями, выскочили к древним шахским садам. Распахнув ворота, над которыми красовался герб Льва и Солнца, всадники ринулись ко дворцу беглер-бега.