Максим Ююкин: Иван Калита

Некоторые из бояр обменялись насмешливыми взглядами, как бы говорившими: «совсем старый из ума выжил, невесть что плетет!» Но князя слова Вельямина Лаврентьевича заставили задуматься.

— Пусть отворят княжьи клети для всех нуждающихся, — устало проговорил Данило Александрович, откидываясь на высокую спинку, — да выдают жито всем поровну, по справедливости — хоть по полмеры на душу, да так, чтоб обиженных не было. И боярам с гостями, у коих дворы уцелели, должно сделать тако же — спрошу строго... Да, вот еще — горожан на год ослобоняю от всех уроков и окладов; пущай люди в себя придут.

У многих бояр при этих словах лица сделались кислыми, скучными, но возразить князю никто не осмелился. На том и скончили.

Маленький княжич Иван играл тут же, в углу: он всегда охотнее проводил время с отцом, чем на женской половине дома, и сейчас тоже наотрез отказался покинуть заполнившуюся важными дядями в долгополых кожухах палату, несмотря на ласковые, но настойчивые уговоры нянюшек Сперва мальчик сосредоточенно возил по полу пестро раскрашенных деревянных-лошадок, но вскоре беседа старших полностью захва тила его внимание. Раскрыв рот, Иван ловил каждое слово, его игрушки валялись теперь без дела, ненужные и забытые. Когда бояре разошлись, метя по полу полами кожухов и со сдержанной досадой откашливаясь в кулаки, Иван подошел к отцу, который продолжал сидеть на своем княжьем месте, склонив голову под бременем одолевавших его тяжких мыслей.

— Тятенька, а татары всегда нами володели? — спросил мальчик, дергая отца за широкий, отороченный собольим мехом рукав. Данило ласково привлек сына к себе.

— Нет, чадушко, — сказал он с оттенком грусти в голосе. — Испокон веку была наша держава столь могуча, что никакому ворогу одолеть ее было не под силу. Но не сумели наши предки сохранить ее в целости: каждый хотел сам держать свою отчину, никому в своих делах отчета не давая. Вот и разодрали на части всю Русскую землю, а супостатам нашим только того и надо было: пришел безбожный цесарь Батый да поодиночке все княженья под свою руку и склонил. Так вот и живем с тех пор — спины гнем перед погаными да кровью умываемся, — с тяжким вздохом заключил князь.

— Расскажи о том времени, до татар, — робко попросил Иван.

— Ну что же, слушай, — улыбнулся князь Данило. — Давным-давно, когда на месте нашей Москвы еще шумел дремучий лес, поселился на высоких горах над рекою Днепром некий знатный человек, именем Кый...

— Это от него наш род пошел? — быстро перебил его Иван, глаза которого жадно вспыхнули при первых же словах отцовского рассказа.

— Нет, Иване, — терпеливо объяснил князь Данило. — О потомках того Кыя нам ничего не ведомо: вельми давно это было, летописей тогда еще не вели. Наш же род вокняжился сперва в Новегороде, что далеко на севере, на реке Волхове. Не поладили как-то меж собой новгородцы и призвали себе князя из-за моря, чтобы, значит, никому не обидно было, что его сородич, ровня ему, им володеет. А был это не кто иной, как наш великий предок, славный князь Рюрик..

С раскрытым ртом, почти не дыша, слушал мальчик рассказ отца, и в его детском воображении возникали величественные и манящие образы далекого прошлого: первые киевские князья, воевавшие с ромеями и степными разбойниками, усмирявшие непокорные племена, хитрая и коварная Ольга, мудрый и дальновидный Володимер со своим сыном Ярославом, презренный братоубийца Святополк — все они один за другим проходили перед внутренним взором Ивана, и его сердце наполнялось радостным и волнительным чувством сопричастности чему-то большому и значительному.

С того дня, видя увлеченность сына, князь Данило стал каждый день пересказывать ему то, что прочел в древних летописях, списки с которых бережно хранились вместе с самым ценным достоянием московского князя в заветном ларе, стоявшем в его опочивальне. А чтобы Иван мог самостоятельно утолять свою жажду познания, отец сам, не полагаясь на попов и не дожидаясь, когда сын достигнет семилетнего возраста, в котором принято было браться за науку, стал учить его грамоте по семейной псалтыри, с которой когда-то началось и его ученье. «Сколько пытливости и понятливости в сем младенце! — не уставал удивляться Данило, восхищенный стремительными успехами маленького Ивана. — И как любит он Русскую землю, как болит за нее его сердечко! Сколько блага он мог бы со временем принести Руси! Его же ждет какой-нибудь мелкий удел, которым побрезгуют старшие братья. Жаль, ах, как жаль!» И князь Данило грустно вздыхал, покачивая надетыми на указательный палец жемчужными четками.