Ростислав Кинжалов - Воин из Киригуа

— Убей меня!

Жрец, как будто споткнувшись на полуслове, замолчал. Его глаза быстро перебегали с лица на лицо, стараясь понять смысл происходящего.

Воспользовавшись молчанием, Хун-Ахау продолжал:

— Ты угрожаешь нам ужасами в будущем за то, что мы хотим нарушить ваши законы. Так покажи свою силу, убей меня сейчас, здесь же! Пусть кара богов падет на мою голову, но сразу же, зачем ждать долгие годы? Вот я перед тобой и жду! Я вызываю гнев богов на себя! Пусть я умру сейчас же! Но если этого не будет, то твои боги бессильны и тогда я убью тебя! Я жду!

И все окружающие увидели, что на лице жреца явственно показался страх. Хун-Ахау медленно поднял свой нефритовый топор, с которым он никогда не расставался, и, когда противник, не выдержав напряжения, повернулся, чтобы бежать, свалил его одним ударом.

Победный крик разнесся над селением; страхи сразу были позабыты. Правда, не всеми.

— Что ты наделал, несчастный! — в ужасе завопил батаб.

— Теперь мы все погибнем, — вторил ему Хапай-Кан.

Но Хун-Ахау, высоко подняв топор, снова обратился к толпе:

— На Копан! Пойдем из селения в селение, пойдем в Киригуа! К нам присоединятся рабы. И все вместе — на Копан!

Сметая батаба, жреца и нескольких оставшихся на их стороне стариков, люди двинулись за Хун-Ахау. Вышли на белую дорогу, оставляя позади и Чаламте, и всю свою прошлую жизнь.

— На Копан! — гремело над полями, разносилось в лесах, увлекая вслед за «воином из Киригуа» все новые толпы людей.

И точно в ответ им загрохотало небо. Из долгожданной грозовой тучи, осветив возбужденные, ликующие лица, вырвалась и блеснула молния. Огненным зигзагом прорезала небо. А за ней на раскаленную землю хлынули струи долгожданного животворного дождя. Они уносили, смывали не только пыль, но и многолетние страхи, наполняя сердца решимостью, отвагой, верой в правоту своего дела.

Мы расстанемся с нашими героями в начале их нового пути. Удалось ли им на этот раз победить, какой путь избрали они, завершили ли они начатое? Всего этого мы не знаем. Не знаем, как сложилась дальнейшая жизнь Хун-Ахау, Ах-Миса, Мутупуля, маленьких Шбаламке и Укана…

Но сухие и точные данные археологии свидетельствуют, что меньше чем через полвека после описываемых событий могучие майяские города центра и юга стали добычей джунглей. Мы не знаем, пал ли Копан, как и Тикаль, и Ололтун, под натиском восставшего народа. Или, быть может, и земледельцы, и рабы перестали работать на своих угнетателей и ушли далеко-далеко от своих родных мест, оставив владык и жрецов погибать как трутней в заброшенном улье. Но известно, что эти города, один за другим, прекратили свое существование, и первым из них был Киригуа. И нет сомнения, что в могучих вспышках народного гнева, по какому бы пути ни пошли восставшие, созрели семена, посеянные юношей из Ололтуна, храбрым «воином из Киригуа», и его славными товарищами.

Швенчёнеляй — Ленинград.

1961–1973

Ахау— «Владыка» — звание любого знатного лица у древних майя, один из титулов правителя города-государства.

Ахау-ах-камха— титул второго по знатности лица в государствах майя, обычное название наследника престола.

Балам (яз. майя) — ягуар.

Бальче— опьяняющий напиток, приготовлявшийся из коры дерева Лонхокарпус лонгистилус и меда.

Батаб— правитель селения у древних майя, подчиненный правителю города-государства. Власть его была наследственной.

Белая дорога. — Большая мощеная дорога, «шоссе», называлась у майя сакбе — букв. «Белая дорога». Майя строили дороги из щебенки, сверху покрывая ее белой цементирующей массой.

Владетель циновки— один из титулов правители майяского города-государства.

Город зеленого потока. — Так называется в повести столица города-государства древних майя, расположенного в среднем течении реки Усумасинты. Расцвет его приходится на VI–VIII века. Развалины этого города в археологической литературе носят название йашчилапа .