Карин Эссекс - Фараон

Она одевалась завлекающе, хотя это отнимало у нее массу сил. Обожать себя — и даже позволять рабам обожать себя — очень утомительно. Клеопатра мало занималась косметическими ухищрениями, которыми некогда так гордилась. И тем не менее она была уверена, что создает иллюзию красоты.

Но вопреки утверждению римлян о том, что она полностью подчинила Антония своим чарам, он едва замечал присутствие Клеопатры. И даже не пытался сделать вид, будто оно доставляет ему удовольствие. Антоний пребывал в объятиях Диониса. Из него получился безрадостный поклонник Бахуса. Признанное лекарство от невзгод лишь подпитывало его страдания.

Клеопатра взяла Антония за руку и отвела его на подушки. Она прижалась к его плечу, надеясь получить удовольствие от тепла и силы его тела. Она терпела исходящий от Антония неприятный запах, напоминавший о тех временах, когда они занимались любовью после сражений. Но запах победы, сколь бы резким он ни был, возбуждает, а вонь поражения — нет. Клеопатра попыталась вызвать в памяти те мгновения, когда страсть, могущество и слава сливались воедино и ей казалось, будто она растворяется в огромном теле Антония. Ни вино, ни война не могли полностью уничтожить это сокрушительное мужское начало. Клеопатра знала, что за пьянством и отчаянием скрывается прежний Антоний.

Сколько раз они вот так вот сидели вместе, отбросив на время все трудности и горести, выставив за порог весь мир с его требованиями и наслаждаясь тем, что ее рука в его ладони кажется такой крохотной, словно принадлежит ребенку или кукле! «Твое царское величество — всего лишь моя игрушка, — сказал бы он ей. — Ты правишь царством, и все же ты в моей власти». Он сгреб бы ее в охапку и отнес куда-нибудь — в кровать, в ванну, на пол, на стол, на балкон, в сад, — одним словом, туда, где ему вздумалось бы заниматься любовью. Антоний никогда не переставал наслаждаться собственной дерзостью: подумать только, царица, и к тому же столь надменная, служит его удовольствиям!

Клеопатра погладила руку Антония, как прежде, молясь, чтобы осторожное прикосновение ее пальцев к его грубой, шероховатой коже напомнило ему о тех днях. Она повернула огромную лапищу и нежно провела по мягкой середине ладони. Потом поднесла ее к губам и осторожно прикусила зубками, водя по коже языком — как он когда-то любил.

Антоний не обратил на нее никакого внимания. Клеопатра положила его пальцы себе на грудь и слегка сжала, так, чтобы ее грудь оказалась в его ладони. Антоний смотрел прямо перед собой, безмолвствуя; слышно было лишь его дыхание — в последнее время оно сделалось тяжелым. Рука его лежала на груди у Клеопатры тяжелым, мертвым грузом.

Это неопрятное, вялое существо, именующее себя Антонием, вызывало у Клеопатры раздражение. Потеряв терпение, она выпустила его руку и встала.

— Антоний! — позвала она. Клеопатре не нравились проскользнувшие в ее голосе предостерегающие, наставительные нотки, но она ничего не могла с этим поделать. — Нам нужно поговорить. Выработать план. Наши союзники в Италии остались без дома. Октавиан конфисковал их имущество и отдал своим солдатам, в уплату за службу. Наши друзья в Италии потеряли земли, принадлежавшие их предкам. Мои люди сообщают, что твои сторонники все еще верны тебе и готовы тебя поддержать. Но ты должен что-то дать им за эту поддержку. Мы должны показать, что мы сильны, что мы готовы сражаться снова.

Антоний ничего не сказал. Он просто поднялся и пересел на подоконник, глядя покрасневшими, воспаленными глазами на море; он словно ожидал, что из этих вод явится некое мистическое откровение. Клеопатре захотелось крикнуть: «Что ты там высматриваешь? Смотри на меня!» Но она лишь продолжила:

— Неужели ты не видишь, что мы все еще можем победить? Мы проиграли сражение, а не войну. Да и насчет сражения — вопрос спорный.

Антоний прислонился к раме и закрыл глаза.

— Я оставляю все вопросы стратегии на твое усмотрение, дорогая. Тебе это превосходно удается, уверен. Тебе и твоей безупречной шпионской сети.

Он выбросил пустой бокал в окно и повернулся к Клеопатре. Его покрасневшие глаза вспыхнули, словно жерло печи.

— Дорогая, ты ведь позволишь мне стать одним из твоих торговцев-соглядатаев? — прошипел он. — Видят боги, я достаточно толст для этого. Не так ли?

Антоний с отвращением похлопал себя по животу. От этого жеста Клеопатру передернуло.

— Буду подкупать для тебя чужеземных чиновников, дорогая, а попутно торговать пряностями, продавать серебро чеканщикам и благовония шлюхам. Да, особенно последнее. Я ведь издавна был знатоком шлюх, разве не так? Спроси у кого хочешь. Например, у Октавиана. Любовь моя, давай я отращу бороду, надену греческий наряд и присоединюсь к армии жирных информаторов, получающих плату из твоих прекрасных ручек. Видят боги, мне очень нужны деньги.