Павел Федоров - Синий шихан

– А ты что тут поделываешь, девица-красавица? – всматриваясь в смущенное лицо Маринки, вкрадчивым голосом спросил Печенегов и, хрустя сыпучим песком, медленно пошел к ней. Сознание его обжигала трусливая мыслишка: слышала она его разговор со Шпаком или нет? Если слышала, то…

Отдирая приставший к кофточке сухой репей, Маринка ответила не сразу.

– Ну, чего молчишь-то, казак в юбке? – продолжал, странно косясь на девушку и, словно вор, оглядываясь по сторонам, Печенегов. – Испугалась, что ли? Я тебя не съем…

– Попробуйте… Ежели зубы крепкие…

Маринка вдруг резко повернулась и, наклонив голову, быстрыми шагами пошла прочь.

– Подожди-ка! Куда бежишь? – спохватившись, озлобленно и в то же время испуганно крикнул Филипп Никанорович. Он не рассчитывал, что девушка так быстро уйдет, и растерялся.

Маринка, поправляя на ходу косынку, ускорила шаг, потом, качнув стройными, затянутыми в штаны бедрами, припустилась бегом.

Печенегов рванулся было вслед за ней, но, почувствовав горячую на лбу испарину, понял, что бежать бессмысленно. Неподалеку виднелись всадники, кричали люди.

Ухватившись рукой за куст обглоданного скотом тальника, Печенегов лихорадочно раздумывал: «А что, если она все слышала и сейчас же всем расскажет?» От этого предположения у Печенегова потемнело в глазах, мелко, противно затряслись колени.

Печенегов вернулся к воде, нагнулся, вымыл руки и, загребая ладонями воду, стал горстями бросать ее на разгоряченное лицо. Надо было немедленно на что-то решаться… Повидать Шпака, рассказать, а потом… Что будет потом, он еще и сам не знал. В голове кипели такие горячие, несуразные мысли, что могли свести с ума. «Может быть, сегодня ночью подкараулить Шпака, кокнуть эту ползучую змею, так ловко и смертельно захлестнувшую ему шею, кокнуть да с камнем бултыхнуть в озеро, а потом повиниться во всем Суханову? Неужели этот старик не поможет? Ведь жизнь ему спасаю!.. Бежать? Нет, уже надоело скитаться, да и не выпустит его Шпак, у него шпион на шпионе, за всеми следит…»

Ничего не решив, Печенегов устало побрел к юртам. Там неожиданно встретил своего бывшего денщика Кирилла. Обнялись по старой памяти, купили водки. Печенегов так напился, что ночью Зинаида Петровна приказала конюхам связать его.

После разговора с Микешкой и этой нелепой встречи с Печенеговым Маринку потянуло к Кодару. Ей казалось, что только он один поможет ей – человек, который любит ее и ничего не говорит, ничего не требует. Раз так, то она тоже не станет себя беречь. Пусть проклянут ее, пусть отец отстегает плетью, мать рвет волосы, пусть!

«А что бы сегодня сделал со мной этот страшный, вислоусый Филипп Никанорович? – подумала Маринка. – Что-то зверское было в его глазах, беспощадное… Нет! Больше не могу так жить, не могу и не хочу! А Микешка на Даше женится? Ну и женись, женись… Я тоже…»

Маринка подошла к юрте. Там верхом на пегом жеребчике ее поджидал Сашка-пастушок. Со свистом помахивая над головой коротенькой плеткой, закричал:

– Мариша! Мариша! Ты что, глухая?

– Ну чего ты? – спросила Маринка.

– Тебя ищут везде! – вертясь вокруг нее на горячем своем жеребчике, торопливо говорил Сашка.

– Кто меня ищет?

– Все! Скачки начинаются, а тебя нет. Дядя Петр сказал, что ты не поедешь, а все начальники и купцы требуют, чтобы ты скакала, они на спор деньги заложили и ругают дядю Петра: подай, говорят, свою дочерю. А ишо городской парень, такой фартовый, с отцом… не то Куянов, не то Баянов, тоже тебя везде ищет, весь аул обскакал. А отец его похваляется, что всех, говорит, вас мой сын облапошит, вдрызг обгонит! А лошадь у него, у этого хлюста, взаправду лихая, тонконогая, скачет она, как заяц, говорят, он за нее тыщу рублев заплатил. А дядя Петр сказал, что ты захворала и без тебя Ястребка пущать не хочет. А тот бородатый похваляется, аж нам злость подпущает. Без тебя он оставит нас всех позади как пить дать… и все призы заберет… Я бы сам его обогнал, да мой пегаш не возьмет, ишо он молоденький, а Ястребок твой дядю Петра сбросил. Как чебурахнет, и никуда не побег, а стоит на месте как вкопанный и дрожит. Поедем, а? – со слезами на глазах упрашивал Сашка.

– Сбросил, говоришь, тятю? А тот хвалится? – машинально спрашивала Маринка и, не слушая, что лопочет ей Сашка, думала: «Значит, приехал Родион Буянов, опять будет своего добиваться, что же я ему отвечу? А может быть, и действительно приз возьмет?» Сердце Маринки колыхнулось. Слава ее не обольщала, наоборот, противны были всякие досужие разговоры. Но не хотелось и того, чтобы приз взял Буянов. Маринка вспомнила свои радостные ощущения, когда Ястреб шел ровной, легкой рысью или мчался наметом так быстро, что приходилось облегчать его бег, наклоняться к гриве, а ветер свистел в ушах, рвал косы, и чудесное ощущение легкости передавалось всему телу.