Дмитрий Балашов - Похвала Сергию

– Ну, вот што, глуздырь! Потешил меня, а теперя ступай отсель, пока я пса с цепи не спустил! Ну?! – рявкнул он, шагая к Варфоломею. Варфоломей поднял правую руку, примериваясь схватить колдуна, в свою очередь, за воротник.

– Ты убил, – повторил он сурово и тихо, – и должен покаяти в том!

– Тебе, што ль, сопливец? – возразил, щурясь, Ляпун и вновь взревел:

– Вон! В дому моем!! Вон отселе!!! – И – кинулся вдругорядь. Но тут Варфоломей, изловчась, рванул его к себе за предплечье и, развернув на прыжке затылком к себе, ринул в дальний угол, в груду копыльев.

– А, так… ты так… Ну, постой, погоди… – бормотал Ерш, возясь на полу, не поворачивая лица к Варфоломею, а руками лихорадочно ища какое ни на есть оружие.

– Оставь, Ляпун! – возможно спокойнее сказал Варфоломей. – Меня не убьешь, да и я не с дракою к тебе пришел.

– Не с дракою? – лихорадочно возразил Ляпун, стоя на коленях и не оборачиваясь. – Не с дракою! А хозяина в ево дому бьешь! Да и небыль сплел на меня. Ково я убил?! – прокричал он, вскакивая и поворачивая к Варфоломею искаженное, едва ли не со слезами лицо. – Ково? Ну?! Ково? – бормотал он, наступая на Варфоломея. (В руке колдуна приметил Варфоломей длинное сапожное шило).

– Тишу Слизня ты убил! – возразил Варфоломей и, сделав шаг вперед, метко схватил Ерша за запястье: – Брось! – Вывернутое шило со стуком упало и закатилось под кадь.

Обезоруженный, тяжко дыша, колдун угрюмо, исподлобья, давящим недобрым взглядом уставился на Варфоломея. Взгляд его именно давил, казалось, имел весомую тяжесть, и Варфоломей, вспомня, что баяли про дурной глаз Ерша, начал про себя читать Исусову молитву. Минуту и больше пьяный колдун пытался взглядом устрашить Варфоломея, пока наконец не понял, что молодой барчонок ему не по зубам.

– Молод, молод, – процедил он сквозь зубы, – а уже…

– Не пугай, Ляпун, – отмолвил Варфоломей, выдержав взгляд колдуна, – не пугай! Покайся, лучше!

– Каяти мне не в чем! И ты мне – не указ! Мертвое тело – дело наместничье. К Терентию Ртищу иди, коли доводить хочешь. Токо преже докажи, что я ево убил, а не кто другой! Да ево и не убили вовсе, а бревном задавило, слышь?

– Слышу. Ты убил. Был я на месте и дерева те глядел сам. И не скоморошничай передо мною! Ты убил, – отмолвил Варфоломей.

Вновь наступила тишина. Видать, Ерш молча обмысливал сказанное. Наконец он поднял на Варфоломея обрезанный взгляд, молвив с кривой полуулыбочкой:

– А хошь и убил, не докажешь! – и опять наступила тишина.

– Ты сам должен пойти и покаяти в том! – твердо сказал Варфоломей. – И не к Терентию Ртищу сперва, а к батюшке Никодиму, духовному отцу твоему.

Ляпун шатнулся, подумал, усмехнув задумчиво. Склонил голову набок:

– С тем и пришел ко мне?

– С тем и пришел, – как можно спокойнее отмолвил Варфоломея.

– Молод ты ищо! – возразил Ляпун, покачивая головою. Он уже заметно отрезвел. – Молод и глуп. Кто ж, по-твоему, сам на себя доводит? Ты хошь видал таких? Али, может, тово, в житиях чел? Дак и все одно, не твое то дело! Был бы мних, старец, куды ни шло! А таких, как ты, много ходит, да всем, поздно ли, рано, окорот бывает, внял? И не тебе, боярчонку, о правде баять да о душе! Ково за правду ту наградили и чем? Какая мне с того придет корысть? Петлю накинут да удавят! Всяк в мире сем за свою выгоду держит! Ты мне: покайся! А я тебе: – не хочу! Вот и весь сказ! Ну и… иди… Иди, говорю, ну!

Варфоломей на мгновение растерялся. В самом деле, он не мних, не священник, и не его право – требовать покаяния от преступника. Но отступать было уже нельзя, да он и не собирался отступать, не затем брел сюда один зимнею ночью.

– Пойми, Ляпун, – сказал он возможно строже и спокойнее, – я знаю, что ты убил Тишу Слизня, и мог бы прийти не к тебе, а к наместнику. Я пришел к тебе, ревнуя о душе твоей, которая, иначе, пойдет в ад. Не важно, накажут тебя или нет. Сколько тебе осталось лет жить на этом свете? А там – жизнь вечная. И ты сейчас губишь ту, вечную жизнь, обрекая душу свою на вечные муки! Ты должен покаяти пред Господом и получить ептимью от духовного отца! Должен спасти свою душу!

– Дак тебе-то что! – выкрикнул Ляпун. – Моя душа гибнет, не твоя! Дак и катись к… – Он вновь произнес неподобные срамные слова.

– Я должен заставить тебя покаяти, Ляпун! – ответил Варфоломей.

Возможно мягче и спокойнее он заговорил о том, что знал и ведал с детства. О Господней благости, о терпении и добре и о том ужасе, который ожидает за гробом нераскаянного грешника.