Дмитрий Балашов - Господин Великий Новгород

Тотчас к нему отправилась купеческая старшина – умерять раздражение князя и просить его вернуться назад. С немцами не было настоящего мира, и приходилось кланяться Ярославу. Ярослав сперва вообще не принял послов, и к нему ходили вторично.

– Княже, тем гнева отдай, а от нас не езди! – почтительно, но твердо просили послы. Князь был необходим Новгороду и знал это. Ничего не ответив послам, он тронулся в путь.

Выборные отправились за помочью к архиепископу. Крытый возок Далмата – с ним отправили Лазаря Моисеевича, иваньского старосту вощинников и лучших бояр – догнал Ярослава на Мсте, у Бронниц. Битых три часа уговаривали вятшие люди Новгорода своего князя. Ярослав помягчел, но не поддавался на уговоры. Наконец владыка Далмат попросил переговорить с князем с глазу на глаз. О чем велась беседа, никто так и не узнал, но в конце концов князь вышел, сумрачный, к посольству и сказал, что он изволит воротиться.

Тысяцкое, уже без споров, пришлось дать Ратибору Клуксовичу, рабская преданность которого Ярославу и неразборчивость в средствах вызывали насмешки даже его ближайших приятелей. Пришлось и еще многим поступиться, но ни Жирослава, ни Мишу, ни Елферья князь все же не посмел тронуть.

Так был заключен этот мир, вернее перемирие, грозившее рухнуть каждую минуту и удерживавшееся лишь общей необходимостью справиться с немцами, перекрывшими пути не одному Новгороду, но и всей русской земле.

Олекса, узнав о назначении Ратибора тысяцким, побелел и почувствовал, как внутри у него словно опустилось. Но Тимофей, принесший злую весть, выглядел даже довольным и потирал руки.

– Цегой ты? – изумился Олекса.

– Добро! Так даже лучше, – отвечал Тимофей. – Теперича поглядим, чья возьмет! Я вызнал про него такое, что боярин и свету не залюбит… Тебе говорить не стал, да и рано было, а теперя, как он тысяцким, самая пора!

Так что не горюй, Олекса! Ну, я к ему схожу. Потешу боярина в останний раз. Да и свое дело исправлю, куны с его получить надоть! Я даве у Хотена заемную грамоту Ратиборову выкупил. Хотен третье лето за им ходит, а как Ратибор тысяцким стал, и вовсе надежу потерял… Долг двенадцать гривен, а он мне из половины отдал!

Тимофей круто собрался, подпоясался все с тою же угрюмой радостью и ушел со двора.

– Коня возьми!

– Без надобности…

Ратибор выдерживал Тимофея на сенях часа полтора, но Тимофей и не торопился. Время от времени он только потирал руки, виновато улыбаясь наглой боярской челяди, и только раза два попросил напомнить о себе.

Наконец его позвали.

Ратибор куда-то собирался. В роскошном, переливчатого шелка зипуне, он рассматривал себя в серебряное зеркало и лишь повел глазом, даже не кивнув в ответ на низкий поклон Тимофея. Двое слуг суетились рядом, подавая то коробочку с иноземными притираниями, то хрустальный флакон с ароматной водой, то резной гребень. Один из слуг держал наготове, перекинув через руку, золотой узорчатый пояс, другой обмахивал боярина опахалом из павлиньих перьев.

– Говори, смерд, какое дело ко мне, да не задерживай! – бросил Ратибор, расчесывая гребешком умащенные благовониями усы. Тимофей сдержал усмешку и начал с нарочитой простецой:

– Дело мое малое: купца Олексы, сына Творимирова, я, значит, буду брат старшой. Так вот поговорить о брате пришел.

– Олексы? – играя перед зеркалом красивыми нагловатыми глазами, словно бы припоминая, протянул Ратибор. – Это ктой-то? А, со Славны, заморский купец! Это не его-ста на рати конем задавило? Чего ж сам не пришел? Я тебя вроде бы не звал.

– Меня зовут, когда в долг берут, а когда платить надоть, я сам прихожу.

Ратибор нетерпеливо поморщился.

– Как тебя? Тимофей! Недосуг мне баять, опосле приди да скажи Олексе своему, пущай-ко приползет, нужен.

– Он теперича вовсе не придет, боярин!

Холодные глаза Ратибора на миг застыли в удивлении. Он наконец взглянул на сутулого, худого, в темном, сероваленого сукна зипуне, узкобородого горожанина, что стоял перед ним вроде бы и униженно, но отнюдь без того жадного блеска в глазах, который появляется у бедняка при виде богатства. «Где-то я его видел?» – с легким беспокойством подумал Ратибор Клуксович, отдавая зеркало и принимая пояс, угодливо поданный слугой.

– Чего ж не придет, ай обезножил с Раковорской рати? – деланно усмехнулся новоиспеченный тысяцкий.

– Али у тебя, боярин, от холопей тайностев нету? – ответил Тимофей вопросом на вопрос и впервые посмотрел прямо в глаза боярину тем взглядом, которым смотрит желтоглазая рысь на коршуна.