Милий Езерский - Триумвиры. Книга третья

— Этот закон проведен властью диктатора, — шептали недовольные землевладельцы, — и бороться с ним невозможно.

— Не быть же Цезарю пожизненным диктатором, — Сказал Аттик, дрожавший за деньги, розданные многим нобилям. — Неизвестно еще, кто победит. Если Помпей — мы получим все с процентами.

Цезарь знал об этих разговорах от лазутчиков.

«Что же, — думал он, — пусть надеются на Помпея, а я буду делать свое большое дело».

С Кальпурнией он встречался только ночью. Жена, сидя на ложе, дожидалась мужа, по древнему обычаю. Это раздражало Цезаря; он ненавидел древность и осмеивал ее, а Кальпурния рабски следовала обычаям, которые давно уже отжили. «Она неспособна даже изменить, — думал Цезарь, раздеваясь донага — привычка, которой следовал всю жизнь — и ложась, — а между тем есть ли хоть одна такая добродетельная матрона в Риме?»

Лежа, он беседовал с нею. Она откровенно рассказывала, что за ней пытался ухаживать Антоний, но получил отпор, и что Саллюстий звал ее в свою загородную виллу, чтобы показать дорогие картины, купленные у публикана.

— И ты, конечно, не поехала к нему? — со смехом спросил Цезарь.

— Неужели ты, Гай, мог подумать… Он прервал ее:

— Послезавтра я уезжаю в Брундизий. Позаботься, дорогая, собрать, что нужно, в дорогу…

— О, Гай, Гай, — всхлипнула она, прижимаясь к нему, — опять ты оставляешь меня надолго… За девять лет, проведенных тобой в Галлии, я виделась с тобой в Равенне не более шести раз!.. .

— Да, но не забудь, что каждый раз ты жила в Равенне не менее месяца!..

Она вздохнула и спросила, сколько тог и плащей, какие туники положить в его сундук и нужно ли приказать скрибам приготовить папирусы и пергаменты. Но Цезарь молчал: он ровно дышал, слегка похрапывая.

Сложив с себя бесполезную диктатуру, Цезарь выехал из Рима, направляясь в Брундизий, где ожидали легионы. Он отправлялся в Грецию без денег, без хлеба, без рабов и без вьючных животных, разрешив воинам подвесить к концу копий небольшие узелки.

— Коллеги, — сказал он, сажая пятнадцать тысяч на корабли, — мы отправляемся в Элладу, где некогда грозный диктатор Сулла разбил несметные полчища царя Митридата. Он обещал ваннам сокровища, рабов и красивых невольниц, и они получили все это… А я обещаю вам то же в двойном размере и земли в Италии, которыми щедро наделю вас…

Радостные крики огласили пристань. Толпившийся народ выражал свою радость хвалебными песнями в честь Цезаря.

— Остальные войска посадить на корабли, как только биремы и триремы приплывут обратно из Эллады, — говорил Цезарь, сжимая руку Антония. — Поручаю это дело тебе, Габинию и Фуфию Калену…

— Будет сделано, вождь!

Цезарь взошел на корабль. За ним поднялись военачальники.

Загремела труба, и триремы, рассекая длинными веслами темные волны, двинулись в путь. Шел январский дождь, туман застилал острова.

— Что бы ни сулила мне Судьба, — молвил Цезарь, поглядывая на удалявшийся берег Италии, — я готов принять ее удар или милость. Об остальном пусть позаботятся боги.

Он покрыл лысую голову краем тоги, чтобы защитить ее от моросившего дождя, и устремил глаза на большие неспокойные волны, которые, ударяясь о борта, обдавали палубу пеной и брызгами.

Отступив из Италии в Элладу, Помпей поставил во главе пятисот кораблей, доставленных союзными восточными царями, консуляра Марка Бибула, непримиримого аристократа, вызвал один легион из Киликии и присоединил его к пяти легионам, выведенным из Италии, набрал легион воинов, живших в Греции и Македонии, и два легиона — в Азии, нанял всадников, пращников и стрелков из различных народностей: здесь были димие черноволосые галлы, белокурые германцы, смуглые низкорослые галаты и каппадокийцы, юркие дарданы и мрачные приземистые бессы.

Центром вооружаемых войск была Македония, а главная квартира находилась в Фессалонике, куда сбегались сенаторы и всадники, покидавшие Рим.

Узнав о завоевании Цезарем Испании, Помпей приуныл: седой, с большими волосами и широким мужественным лицом, тучный, он сидел, наклонив голову, над хартией с нанесенными на ней городами и реками Греции, морями и островами.

— Путь от Берей над Галпакмоном в Диррахий долог и утомителен. Но в Македонии делать больше нечего. О Марс и Беллона, — вздохнул он, молитвенно воздев руки и упав на колени, — помогите Помпею поразить врага… О, мои испанские легионы!..

Встал и пошел навстречу входившим друзьям.