Милий Езерский - Триумвиры

Но самое главное, чем могу порадовать Рим, заключается в радостном известии, привезенном гонцами с берегов Понта. Еще издали по копьям их, увитым лаврами, я узнал, что боги с нами: Митридат Звпатор, непримиримый враг наш, кончил жизнь самоубийством в Пантикапее, вследствие измены своего сына Фарнака.

Слава бессмертным! Враг, боровшийся с нами полвека, мертв!.. Теперь, когда рубеж римского государства про*,а ходит по ту сторону Низибида; когда Тигран укрощен, а Фарнаку отдана часть Понтийского царства, расположенного на берегах Понта Эвкеинекого и названа Боспорским царством, а другая часть обращена в римскую провинцию, — я могу окончательно закрепить мир на Востоке и способствовать процветанию городов, земель и благосостоянию народов, которые ликуют и восхваляют богов, получив таких честных, справедливых и могущественных владык».

Кончая эпистолу, Помпей едва сдерживал насмешливую улыбку: много лжи и самовосхваления было в его донесении, но так было лучше.

«Разве я не строю городов, не объявляю их свободными? — думал он, прохаживаясь по шатру. — Разве не решаю споров между ними и царями? Слава о моем могуществе, нравственных качествах и человеколюбии гремит по всей Азии… Но зачем я прикрываю алчность, насилие и разврат друзей? Не следовало ли бы обуздать их железной рукой, заставить стать римлянами?.. Ах, Деметрий, Деметрий! Что он делает!.. Не успел я еще вернуться в Италию, как он купил уже в Риме роскошные дома и лучшие места для прогулок… А вчера похваляйся, что нанял у Красса садовников, чтобы к моему приезду были готовы «Деметриевы» сады… О боги! Он воспользовался моим увлечением и с лихвой получил плату… за тело своей жены…»

Кликнул Деметрия.

Вольноотпущенник вошел, пошатываясь, и, не дожидаясь приглашения, нагло разлегся на ложе.

— Я пришел. Что тебе, Великий? — -спросил он пьяным голосом..

— Сейчас отправляется гонец в Рим, — оказал Помпей, плохо скрывая свое раздражение, — не пошлешь ли родным эпистолы?

Деметрий расхохотался.

— Родным? Скажи лучше — жене! Но теперь она едва ли будет спать с тобою… теперь…

Помпей побагровел.

— Молчи, — сдавленным топотом вымолвил он, — не доводи меня до бешенства…

— А ты щадил меня? Но я, раб, должен был подчиняться, теперь… Ну, не раб, а вольноотпущенник, — не всё ли равно? Ты взял у меня жену, а потом…

— Молчи, — повторил Помпей, едва сдерживаясь.

— Ты награбил в городах сотни тысяч талантов, ты получил от Тиграна…

Лицо Помпея исказилось — бросился к ложу и ударил Деметрия по лицу с такой силой, что тот, обливаясь кровью, свалился на пол.

Вольноотпущенник лежал не шевелясь. Помпей растерянно смотрел на него. И вдруг хлопнул в ладоши.

— Отлить водой, — приказал он взбежавшим рабам, — отнести в шатер и позвать лекаря.

Через час врач, римский вольноотпущенник, доложил Помпею, что у Деметрия выбиты два передних зуба и глубоко рассечена губа.

— Ничего, — засмеялся Помпей, — зубы вставит в Риме, — золота у него много, а губа заживет.

Если первый заговор против республики кончился неудачей и замешанных в нем мужей спае Красс, то вторая попытка, после тщательной подготовки, могла удасться. Так думал Цезарь, договариваясь, года два спустя, с Крассом. Теперь богач почти не хитрил и смело стал на его сторону.

В Риме считали, что мысли Красса сосредоточены на способах обогащения, однако золото и серебро были средством для достижения власти. Железное упорство; с которым Красс шел к цели, удивляло Цезаря: казалось, ничто не могло остановить богача: где бессильно было золото, там решали лесть, хитрость и заманчивые обещания магистратур, а если и это не помогало — оставался удар кинжалом в темноте. Поэтому, когда Цезарь сообщил ему однажды, что Катилина готов выступить, глаза Красса засверкали:

— Пусть он станет во главе движения, — сказал он, — а мы будем руководить издали… Скажи ему, что средств на это дело я не жалел, не пожалею и впредь. Пусть он торопится, пока Помпей в Азии…

— А устоим ли мы против Помпея, если заговор удастся?

— Помпей опьянен на Востоке царскими почестями, и мы укротим его прежде, чем он высадится в Италии. Но не это меня беспокоит, — боюсь выборов. Если консу лами не изберут верных нам мужей, борьба станет трудной и опасной…

— Нужно поддержать Катилину…

— Верно ли, что на его знамени написана анархия? Цезарь пожал плечами:

— Он готов бороться за плебс и, борясь, опираться на него.