Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

Численность экипажа диктовалась точными размерами судна. Уже не одно тысячелетие, начиная с греческих многовесельных судов, мореходы пользовались простым математическим расчетом: перемножались длина, ширина, глубина осадки; произведение множилось на шесть десятых, а затем делилось на восемнадцать.

От этого исстари принятого правила не отступали ни на дюйм. Дубель-шлюпка могла принять сорок пять человек экипажа.

Трюм размещался в кормовой части. Две каюты — для командира и штюрмана — на палубе.

Дубель-шлюпка легко управлялась, была независима от погоды, выдерживала пятибалльные штормы. Эти суда хорошо показали себя в азовском походе Петра, на Черном море, при Гангуте.

Вот когда вспомнились и пригодились уроки галерного мастера Лаптева. Скинув рубахи, в портах, в лаптях на босу ногу — для легкости, пружинности шага — Прончищев и Челюскин вместе с такими же бородатыми потными мужиками тесали кокоры, пилили доски, крепили шпангоуты, настилали палубу, поднимали мачты. Руки их были в шрамах, спины покрылись волдырями от ожогов нещадного сибирского солнца. Топор в руках Прончищева стал так же покладист, как некогда в цепких ладонях корабела Лаптева.

Конопатили, смолили борта. Старые навыки, дремавшие в руках, в плечах, в упоре ног, в гибком изгибе спины, возвращались во всех своих забытых движениях.

Не отставал от мужиков и Лоренц. Строгал медведком брусья, сбил для капитанской каюты ларь, Прончищев похвалил его: соображать начал в плотницком деле, а плотницкое дело — оно в самый раз для матросов. Лоренц просиял.

При спуске судна на воду в корабелах просыпается языческий восторг. Хоть ты сделал сто кораблей, этот корабль не станет сто первым. Только первым! В него и влюбляются, как в первенца. И тот не корабел, в ком угасло это чувство первости, гордое и трогательное, будто новорожденного принимаешь из рук жены.

Обрубаются канаты. Раздвигаются бревна — роспуски. Слышен щемящий, едва уловимый скрип в обшивке корабля. Вздрогнули крепко поставленные мачты, запеленутые в парусину. Дубель-шлюпка скользит к воде. Брызги. Килевая качка от бака до юта как живая дрожь.

— Ура, ребята!

Летят вверх шапки, шляпы, треуголки.

Ликующие возгласы.

Свист.

Прончищев легко взбегает по прогибающимся доскам. Твердая палуба. Хорошо прилаженные поручни. Выточенная из цельного куска липы гордая лебединая шея на носу.

Капитанский мостик. Июньское солнце слепит. Сколько же лет он ждал этого мига!

В ликующей толпе Прончищев различает лицо Тани; она по-девчоночьи подпрыгивает, машет рукой: вот же я, вот… С нее станется. Возьмет да и заберется к нему на мостик. Как когда-то давно на голубятню: «Вот и я…»

Сигнал трубы. Барабанная дробь.

— Смирн-а-а-а! — Штюрман Челюскин прикладывает ладонь к треуголке. — Господин лейтенант, вверенный вам экипаж дубель-шлюпки «Якутск» в составе сорока пяти человек па-а-астро-ен!

— Здравствуйте, матрозы!

Ответный рев:

— Здра-а-жла-а…

В тот памятный день лейтенант Прончищев получил последние письменные наставления от командора Беринга:

«Следовать до устья Лены и там учинить обсервации, определив, под какими градусами оное устье имеет положение. Описать и вымерить фарватер. Далее — к западу до устья Енисея. Когда усмотрены будут какие острова, нанести на карту. Если на пути к устью Енисея встретятся великие льды, то ожидать, когда они разойдутся, и следовать дальше. Если описать все в один сезон погода не допустит, изыскания произвести в лето следующее…»

Соответствующие инструкции, как идти до устья Лены, до колымских берегов, вручены и капитану бота «Иркутск» Ласиниусу.

— Питер, я в вас верю, — негромко произнес Беринг. — Вы и Прончищев как бы две руки, которые обоймут ледовитые просторы с востока и запада.

Беринг смотрит на усы Питера. «Лейтенант Ласиниус отрастил свой синий ус». Ах, эти матросские острословы.

Вечером командор приглашает офицеров экспедиции в свою избу.

— Знаю, никакие трудности, — говорит он, — не отвратят вас от возложенного. Пусть добрая и неустанная воля покойного государя нашего Петра Великого поможет вам превозмочь льды.

Голос командора торжествен. Как он сам долго ждал этого дня. Взгляд его скользит по лицам офицеров. Ближайшие помощники. Со многими из них вскоре отправится в Охотск.

Идет совещание, или, как раньше говорили, консилиум.

Узкие, с восточным прищуром глаза командора сухи, пытливы.