Здравствуй, Василий!
Вот все, что узнал касательно твоей просьбы.
Еще лет семь или десять тому назад вельможа, он же посол, по фамилии Салтыков (теперь он умер), составил для Сената некие «Пропозиции». Он предложил сделать постоянный путь по морю от устья Северной Двины до Камчатки и далее до Амура. Теперь о «Пропозициях» вспомнили. В рассуждении, как учинить это плавание, собирают всякие карты и доподлинные известия (в том числе и твоего бургомистра Витсена). Занимаются этим различные адмиралтейские и сенатские служители. Когда же, в какие сроки все эти намерения осуществятся, сказать никто не может.
Вот все, что узнал. И далее буду сообщать все новости, касающиеся твоего интереса.
Товарищам по экипажу рассказал, как ты плавал в Италию. Тебе завидуют. В наших морских упражнениях не видать того горизонта.
Вот еще новость: Дмитрий уже мичман. По службе обогнал тебя и меня. Не будем ли мы под началом моего брата?
Мое назначение не за горами. Беринг мною доволен. Я не унываю. В минуты грусти вспоминаю песенку:
Для чего не веселиться?
Бог весть, где нам завтра быть!
Время скоро изнурится,
Яко речка пробежит…
Веселись!
Твой товарищ Харитон Лаптев.
Здравствуй, Челюскин! Поздравь меня первым офицерским чином. Я мичман.
Все это время занимался обсервациями Рогервикской бухты, что в 50 верстах от Ревеля. В отличие от Ревельской купеческой, непригодной для военных судов, новая бухта имеет надежный грунт для якорной стоянки, она закрыта от всех ветров, редко замерзает. Сам государь заложил мол, который будет иметь 120 сажен длины и 7 футов высоты над водой.
Государь посетил наш фрегат. Благодарил за обсервации. Я рад, что и мой вклад есть в этом важном деле.
Был награжден десятидневным отпуском.
В Санкт-Петербурге повидал всех наших учителей.
Таня приняла меня с таким дружелюбием, какого не ожидал. Играли в фанты, и был награжден самыми смелыми признаниями. Челюскин, меня любят!
Видел господина М. Я впился в него глазами. Он был со мною обходителен, интересовался службой на «Диане». Не подал никакого виду, что я тут лишний. Господин М. — звать его Михаил Яковлевич — развлекал честную компанию разгадыванием планет солнечного круга. Он большой любитель календарей,
Ты спросишь: что же дальше? Я на все готов. Но Анастасия Ивановна меня не жалует, и боюсь, что эти апроши мне ни в жизнь не взять. Остаются одни лишь надежды. И хотя одна половина сердца упивается счастьем, другая — в горести и печали. Вот, брат, такое противоположение Сатурна и Меркурия, об чем рассказывал господин М.
В моей судьбе ожидается большая перемена.
Возможно, ты слыхал, что на Котлине открывается школа, где будут готовить помощников штюрманов. Меня мои командиры выставляют туда как навигатора — учить будущих мореплавателей.
С одной стороны, я рад, а с другой… Опять противостояние Сатурна и Меркурия. Должность почетная, а меня манят плавания во льдах.
Слухи о такой экспедиции вполне оправданы.
Буду ждать благоприятного момента.
Я не отступлюсь.
Обнимаю тебя, Челюскин.
Твой Василий Прончищев.
Часть вторая
ОТ НЕВЫ ДО ЛЕНЫ
По моде тех лет молоденьким барышням, выезжающим на рауты или ассамблеи, шили платья с изящными крылышками за плечами, наподобие тех, что украшали купидонов. Концы крылышек прятались под тугой шнуровкой, сжимающей талию до осиной тонкости. Такой наряд мог принадлежать разве что ангелу, готовому при легком дуновении ветра раствориться в горнем эфире.
Наступало время, и в присутствии всей семьи, при съезде гостей свершался торжественный обряд: отец вносил ножницы, и самый почетный посетитель срезал с платья купидоновы крылышки. Гость произносил:
— Се обогащенная прельстительными дарованиями девица является всем нам невестой.
Татьяна Кондырева «отлетала» свою ангельскую пору и являла собой прельстительную невесту.
Михаил Яковлевич, богач, чиновник Сената, просил Танечкиной руки. Таня согласия не дала. Сговорились ждать, когда сама невеста отрешится от сумасбродных, детских мечтаний.
Читать дальше