Юрий Крутогоров - Куда ведет Нептун

— Как парусники, — отметил Харитон. На Чудском озере он видел узкогрудые боты.

Дмитрий приложил к уху перламутровую ракушку — молчала. Поглядел на свет — розово загорелась.

— А сколько на фрегате или бриге пушек?

— Где двадцать, где тридцать. А па линейном корабле все шестьдесят.

— Ого! Разом выпалят, так не обрадуешься.

— Гром и молния! — подтвердил дядька.

— Галеры трудно ладить? Весел одних небось сколько.

— Бывает, марсовые, по сорок пар.

— Ничего себе. Весла тяжелые?

— За одно весло, бывает, до двадцати гребцов садится.

— И пушки есть на галерах?

— И пушки, и бомбардиры. Сам Петр Первый числит себя бомбардиром. Флот, говорит, есть вторая рука матушки-России.

Зазвонили к обедне.

— Колокола громкого боя! — ахнул от удовольствия Борис Иванович.

— Тишка. Звонарь. Новые била недавно приладил.

Большой колокол вздыхал басовито, жалуясь на свою тяжелую, подневольную службу: ох, ох, ох. Малые колокола пытались звонкой скороговоркой развеселить его, как веселят колокольцы на скомороховой шапке.

Харитон вспрыгнул на руки, обезьянничая, прошелся вокруг костра. Надул щеки:

— Бом, бом, бом.

Борис Иванович, однако, не рассмеялся. Напротив, досадливо поморщился:

— Звон у тебя в башке, парень.

Жевал сухую травинку. Выплюнул.

— «И будет он как дерево посаженное при потоках вод, которое приносит свой плод во время свое и лист которого не вянет. И во всем, что он ни делает, успеет».

Псалтирь. Племяши читали его. Дьяк учил.

— Читать мало. Думать надо.

— А чего думать?

— Как дальше жить, вот об чем думать. К чему руки да башку приспособить. Дабы дерево свой плод приносило.

Вот и пойми. Только что дядька был свойский, роднее нет. А тут отдалился, в себя ушел, как улитка в свое костяное логовище.

Дмитрий пересыпал песок из ладони в ладонь. Зыбкая струйка тонко текла, как в песочных часах. Сам того не ведая, исчислял новое свое время.

— Гляжу на вас, племяши, печалюсь.

— А чего печалиться? — Харитон еще не остыл от своей обезьяньей проделки. — Погоди, завтра в такой малинник тебя поведем.

— Что малинник! Боюсь, как бы лист не завял.

Опять загадка. Харитон, впрочем, и не собирался ее разгадывать.

— Зима еще не скоро. Зарево кончится, а там засидки. Рыжики пойдут, белянки, грузди.

— Засидки — хорошо. Не боитесь засидеться? — Борис Иванович решил прямиком идти на штурм. — Не хотелось бы, племяши, учиться в школах?

— На дьяков?

— На флотских командиров.

— Ты учить разве будешь?

— Мое дело — слева. Морская академия открывается в Санкт-Петербурге. Как раз для дворянских недорослей.

— Академия?

— Царь Петр приказал ее открыть.

— А после академии чего?

— После? — Борис Иванович как-то очень вкусно сказал: — В потоки вод.

Ведь заманил…

В последние дни перед отъездом матери не знали, куда усадить сыночков. Не на год, не на два расстаются. Флотская кручина — морская пучина. Отцы — те трезво рассудили: не сегодня завтра Харитона и Дмитрия все одно вырвут из дому. Так пусть не по строгому царскому указу, а по братниному подсказу.

В начале сентября отбыли в Санкт-Петербург. Подорожная у Бориса Ивановича строгая, от Адмиралтейства, смотрители ямских станций давали лошадей без задержки.

Дядька балагурил, чувствовал себя ночным татем, которому удалось задуманное предприятие.

Недоросли же и сообразить не успели, какое событие произошло в их жизни.

Мимо проносились бесконечные крестьянские подводы с притихшими мужиками, орущими детьми, бабами, старухами. По царскому повелению надлежало поселить их в столице на «вечное житье». Гнали рекрутов. Возле одной заставы, уже на виду столицы, парни подошли к биваку новобранцев. Те переобували лапти, сушили онучи. Бывалый матрос рассказывал:

— В нашем уставе так и сказано: кто на карауле спящ обрящется, будет трижды под кораблем протащен. А то и спущен с райны.

— Это как же — с райны? — любопытствовали новобранцы.

— Привяжут к ногам грузило, на веревке — к рее. И трижды в море опустят.

— А захлебнешься?

— За борт бросят… — Матрос был в круглой шапке, парусиновой куртке с отворотами. Заметив недорослей, приложил ладонь к голове: — Боярским детушкам наш поклон. В столицу?

— Ага. В Морскую академию.

— О, вон куда. Мое почтение.

— Ты на каком корабле служишь?

— А по имени первопрестольной корабль назван — «Москвой».

— Звать как?