Константин Боголюбов - Атаман Золотой

Обжигаясь, ел Андрей мясную похлебку, и казалось ему, что ничего вкуснее не едал во всю свою жизнь.

В глубоком ночном небе поблескивали редкие звезды. С луговой поемной стороны доносился стрекот бессонных кузнечиков. Ни один лист на деревьях не шевелился. Дремотно поплескивала о берег Кама.

Разбойники занялись всяк своим: кто ушел спать в шалаш, кто сел точить саблю, кто чистил ружье или пистолет. Несколько голосов затянули старинную песню о волюшке вольной. Негромко, но сильно лилась она, хорошо спевшиеся голоса мягко и дружно подхватывали напев и несли его над луговой тишиной.

Андрей лежал на ветках лозняка и слушал: и слова песни, и мелодия, здесь среди людей, поставленных вне закона, на диком острове в эту серебряную июльскую ночь, — все это было так необычно, так ново для него. А красавица-атаманша казалась видением из какой-то чудесной сказки.

Рядом с ним сидел Таракан.

— О Матрене-то я не раз слыхал, — сказал Андрей, чтобы начать разговор.

— Как же, о ней есть что говорить, немало на тот свет отправила бояр, купцов да вашего брата приказных.

— Я не приказный.

— Ну, вроде того. Матрена — царь-девка. Уж коли даст слово, так сдержит.

— Добрая она?

— Чего мелешь? На что ей доброта? Она за обиду своей рукой посекла человек десять, и есаул у нас тоже удалец.

Андрей никак не мог представить, чтобы такая, как Матрена, могла кого-то убивать. Сонная истома начала одолевать его, наливая все тело неодолимой слабостью. Но и засыпая, он видел смуглое лицо с черными бровями и блестящими глазами.

Проснулся Андрей от пронзительного свиста. Таракана уже возле него не было. Солнце ликующим светом заливало поляну, влажную от росы. Разбойники торопливо снаряжались, увязывали котомки, вооружались. Все действовали слаженно, привычные выполнять одно, общее дело. Таракан появился, когда Андрей уже успел стряхнуть с себя сонную одурь.

— Ступай, тебя атаманша требует.

Андрей направился к высокому шалашу Матрены, думая со сладким замиранием сердца, что снова увидит эту необыкновенную женщину. Он почти не сомневался, что теперь его будущее прочно связано с этой жизнью, полной опасностей и приключений, и заранее радовался.

«Вот оно когда начинается, настоящее-то».

Матрены в шалаше не оказалось. Андрей увидел ее на поляне и не узнал: это была не вчерашняя красавица, а суровый воин — что-то жесткое и властное выражали сейчас черты ее лица. Вместо платка на ней красовалась легкая соболья шапочка, за кушаком торчал тяжелый двухствольный пистолет. Громким голосом она отдавала приказания.

Андрей подошел к ней.

— Мне сказано, чтобы я…

— Вот что, малый, мы в поход трогаемся. Тебе с нами не по пути. Дам тебе лодку, припасу и валяй, куда хочешь по матушке Каме.

— Матрена Никитична! — взмолился Андрей. — Возьмите меня в свою команду. Ужели я не погожусь? Я думал…

Атаманша поглядела на него, и в этом взгляде неожиданно мелькнула материнская теплота.

— Молод ты и ни к чему тебе это — от нашей работы душа горит: по колен в крови ходим. Поезжай до устья Косьвы. Там на горе избушка, в ней дед Мирон живет. Скажи ему: Матрена мол поклон шлет. Он тебе поможет. А лодку тебе Таракан даст.

Андрей понурил голову.

— Айда! — сказал усатый.

Когда они дошли до берега, Таракан показал ему на легкую двухвесельную лодку:

— Плыви, парень, с богом!

Андрей пожал своему доброжелателю руку.

— Спасибо! — с чувством сказал он.

— Не на чем, — ответил тот. — В сорочке ты родился. Матрена не всякого так отпускает. Верно, поглянулся ты ей, — ревниво добавил он.

Андрей взял в руки весла и, сильно погрузив их в воду, выехал на стрежень.

В корме заметил он котомку, туго набитую припасом, оттуда тянуло запахом ржаного хлеба. С благодарностью подумал Андрей об атаманше.

Утро разгоралось румяное, ясное. Над головой, отражаясь в зеркальной глади реки, плыли легкие, позолоченные утренними лучами, облака. Легко и вольно дышалось, и было светло на душе, хотя и думалось, что не все так вышло, как хотелось.

Андрей с удовольствием, не чуя усталости, греб, а мимо бежали берега, и стаи испуганных птиц подымались над заводями; сохатый, приподняв над водой коровью морду с бородой, с широкими лопастями рогов, следил за удалявшейся лодкой; черный выводок гагар, отплывший от берега, повернул обратно в кусты лозняка.