Даниил Мордовцев - Царь Петр и правительница Софья

— Под кого! — палит заряженный. — Под меня, под тебя да под Алексашку, ты гораздо теперь выучился ездить? — обращается он к последнему.

— Гораздо, государь, — отвечает Алексашка.

— То-то у меня! А то онамедни ты сидел на седле пирожником…

Алексашка улыбнулся… «Нет, государь, я ноне навык этому делу…»

— Что ж ты стоишь, Борис? Я тебе сказал!

— В кое место изволишь, государь, ехать?

— На Кукуй, к Монцам, за Брантом, дело есть.

— Слушаю, государь.

Голицын торопливо ушел, боясь взглянуть вверх, на окна дворца, в одном из которых виднелась царица — мать и издали с тревогой следила за тем, что делалось около амбара.

— А ты пока, Франц, вели плотникам да конопатчикам обмыть бот гораздее, приготовить пакли да вару нагреть, — распоряжался расходившийся Геркулес, задумавший вырваться из объятий Омфалы — матушки.

— Слушаю, государь.

Но вот и лошади оседланы и поданы. Царь и дядька уже на конях. Алексашка также сидит на седле молодцом.

— Ну с Богом, в путь.

От дворца бегут стольники без шапок, запыхавшиеся, смущенные.

Петр даже не глянул на них, дал шпоры в бока лошади и поскакал. За ним Борис Голицын и Алексашка, а сзади два конюха.

Мать — царица, стоя у окна, только руками всплеснула… Господи! В кого он?..

Через несколько дней бот уже плавно качается на воде у берега реки Яузы. Веселый, оживленный, в костюме голландского юнги Петр быстро вскакивает в него по сходцам и делает «салют» боцману Крафту, который сидит у руля и держит в руках парусные снасти. За ним входят в бот Борис Голицын, Никита Зотов, Тиммерман и Алексашка в костюме голландского матроса.

По другую сторону Яузы на берегу стоят Гордон, Лефорт и Монс с дочками, приехавшие посмотреть на новую потеху царя.

Не утерпела и царица — мать, чтоб и тут не пошпионить за чадушком. Вон в сторонке стоит дворцовая «корета», а в окно ее из-за зеленой тафты тревожно выглядывает бледное, зеленоватое лицо самой матушки… «Господи! Долго ли до беды! А опрокинется?.. Помилуй Бог!»..

Бот отчалил от берега. Довольно свежий ветер дул вниз по течению реки. Брант сделал движение рулем, и бот повернулся носом против ветра. Петр стоял у мачты, бледный от волнения. Брант потянул снасти. Парус, беспорядочно трепавший по ветру и задевавший по лицу царя, вдруг надулся в одну сторону, накренил на эту сторону бот… вот опрокинется…

— Ах! Богородица! — испуганно вскрикнул Зотов, хватаясь за скамью.

— О-ох! Владычица! — донесся слабый крик из кареты.

Но бот, едва не зачерпнув воды, стрелой понесся против ветра и против течения. Петр выпрямился, словно вырос. Он был все такой же бледный, но ноздри его энергически вздувались, как у горячей лошади, огненные взоры жадно следили за бегом бота…

— Браво! Браво! Гох! — неслось с того берега, где стояли немцы.

Дочки Монса хлопали в ладоши, махали платками… Петр улыбнулся и рукою послал им приветствие…

Бледное лицо, выглядывавшее из окна кареты, исказилось тоской и болью… «А меня, мать-то, мать-то и забыл… Вспомнил девок — иноземок, а мать родную забыл…»

Бот повернул назад. Теперь парус его надулся ровно, прямо, и бот летел как птица. Петр, держась за мачту, дрожал от восторга… Крики немцев и русских, набежавших посмотреть на новую потеху царя, восторженные «браво», «гох», «ай да немец — колдун» неслись с обоих берегов Яузы. Стольники, стоя вблизи кареты, ажно об полы руками ударили.

— Уж и действо же галанское! Вот так действо!

Брант искусно повернул руль, передернул парусные снасти, бот дрогнул, накренился опять птицей полетел против ветра… Опять назад, опять против… От быстрого бега при порыве ветра бот ткнулся носом в берег. Брант справился с ним и повернул, но новый порыв ветра налетел сбоку и бот ударился носом в другой берег…

— Для чего так? — тревожно спросил Петр.

— Вода узка, государь, — отвечал Брант, — разгуляться негде.

— А где можно? — с дрожью спросил взволнованный юноша.

— На Просяном пруду, государь, там пошире будет.

— Нет, и там мало авантажу сыщем, — с недовольством произнес царь, — в море бы.

— Море далеко, государь, — вступился Зотов, — озеро бы большое, оно лучше.

— А какое? Где? Белоозеро?

— Белоозеро далеко, государь, и государыня — царица нас не пустит туда.

— Ах, Никита! Матушка! Все матушка! Я не ребенок… А где ближе, Никитушка?

— Да близко ничего нету, государь.