Явдат Ильясов - Тропа гнева

Никто не отозвался. Горбун ударил еще два раза, властно и звучно. Ответом была тишина. Горбун хрипло крикнул. Загремели цепи. В прорези между бревнами блестнуло гневное око привратника.

— Начальника стражи, — угрюмо проворчал горбун.

Привратник смерил бродягу зловещим взглядом: горбун прервал его сон. Страж сплюнул, открыл рот, припоминая самые страшные проклятия, но тут же одумался. В стране шныряют соглядатаи, «глаза и уши царя». Если этот пес окажется тайным разведчиком… Привратник оцепенел. Перед его внутренним взором засиял топор палача. Он, страж, дремал на посту, о чем горбун, конечно, уже догадался!..

— Сейчас, — пролепетал перс растерянно.

За воротами тягуче прозвенел гонг. Через некоторое время в амбразуру выглянул начальник стражи. Как и привратник, он был черен, носат и бородат. Увидев перед воротами человека в жалком рубище, к тому же невообразимого урода, начальник стражи разъярился. Вот эта ворона — «глаза и уши царя»? Ха-ха-ха! И ради такого облезлого осла его, благородного ария, оторвали от кувшина с вином?

— О дитя гиены! — разразился иранец. — Чего тебе надо? Зачем ты приволок сюда свои гнилые кости? Разве ты ослеп и не видишь, что тут не храм и не базар, а? Или ты думал найти здесь ночлег для нищих? Беги прочь, как дрофа от орла, пока я не выпрямил твою спину обухом секиры!

Поток брани, хлынувшей на голову бродяги, не смутил его совершенно. Спокойно выслушав перса, горбун сунул руку под плащ.

Перс насторожился.

Перед глазами начальника стражи сверкнула золотая пластинка с изображением бога в крылатом солнечном диске. Горбун бросил отрывисто:

— Открой, сын праха. Быстро!..

Иранец сдавленно вскрикнул, словно в живот ему разом, до позвонка, всадили кинжал.

— О господин!

Воины со скрипом и грохотом распахнули тяжелые створы ворот. Начальник стражи отступил назад, рухнул на колени и припал губами к земле.

В это время Датис, глава персидских отрядов, расположенных в Марге, вошел в темницу и остановился у порога. Ноздри ария дрогнули от хлынувшего в них смрада. Полководец брезгливо пожевал толстыми губами и сплюнул.

При виде гиганта с густыми до плеч волосами, низким лбом и мясистым носом, воины, сидевшие возле стены, вскочили.

Шурша просторными складками светлых одежд, военачальник грузно опустился в кресло и тяжело, как дайв, дух мрака, уставился на четырех маргиан.

Час назад их привели из Наукента, где пахари убили сборщика налогов. Три сотни иранцев окружили селение и спокойно ждали приказа «уничтожай». Старейшин общины схватили и погнали в замок, чтобы произвести дознание. Раздетые до пояса, они сидели, не поднимая головы, подле очага для нагревания орудий пытки.

— Ну? — прохрипел Датис.

— Молчат, — гнусаво сказал палач, оттянув платок, которым он завязал подбородок, рот и нос, обезображенные раком.

— А… — Военачальник оперся кулаком о колено и прищурился. — Кто зарезал Манчехра?

Старейшины не ответили. Темные лица маргиан были бесстрастны, глаза — неподвижны.

— Кто зарезал Манчехра?! — взревел Датис таким страшным голосом, что даже палач попятился в угол.

Но маргиане словно оглохли. Возможно, они просто не знали, кто зарезал сборщика налогов Манчехра. Возможно, и знали. Если так, то вопли самого Аримана не расковали бы им уста. Люди, участвующие в убийстве, понимают, на что идут, и давно готовы ко всему.

По знаку Датиса палач взял в руки бич. Удар хлопнул громко и резко, будто в темницу пала молния. Красная линия опоясала четыре голых тела. Старейшины упорно молчали.

Они молчали, как тот гончар, что растерзал у Северных ворот лучника-иранца, оскорбившего сестру молодого мастера. Они молчали, как та женщина, что ранила топором толстого пращника: воин хотел увести со двора последнего барана. Они молчали, как много других маргиан, побывавших в застенке. Их всех стегали кнутом, подвешивали к потолку за ребра, выкручивали им руки, ломали суставы, набивали рты и ноздри мелом и смачивали его уксусом, чтобы выделяющиеся пары жгли внутренности, но они терпели и молчали.

Датис присутствовал при каждом допросе и сам вырывал узникам ногти. В душном, унылом городе, где, казалось, даже мухи на лету засыпают от скуки, истязание маргиан стало для высокопоставленных ариев своеобразным развлечением.

Полководца томила тоска. Датис попал в Марг еще при Камбизе. Тридцатичетырехлетнему главарю тысячи конных лучников доверили войска, следящие за порядком в долине Реки Птиц. Датис добился возвышения благодаря отваге — сын вождя кочевого персидского рода, он привык с детства к резне и навсегда зарубил в памяти четыре истины: воздух тогда хорош, когда в нем поют стрелы; вода вкусна, если разбавлена кровью врага; мясо лучше всего жарится на костре, сложенном из щитов противника; одна битва дает больше золота, чем год ковыряния в земле, которым занимаются презренные кроты из оседлых иранских племен.