Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ

Василий Васильевич был совершенно очарован и многознанием Исидора, и искренностью его намерений, и высотой его устремлений. И показались вздорными все прежние опасения, однако он постарался не выдать своих чувств, сказал нарочито строго:

— Отцы и деды наши не хотели и слышать о соединении законов греческого и римского, и сам я этого не желаю. Но если мыслишь иначе, то иди, не запрещаю тебе. Помни только чистоту веры нашей и принеси оную с собою!

— Да как иначе может быть, государь! Не можно человеку православному изменить самому дорогому, что у него есть, — правой вере.

Великий князь не просто согласие на отъезд митрополита дал, но постарался обставить его очень пышно. Включил в свиту Исидора епископа суздальского Авраамия со священником Симеоном, архимандрита Вассиана и ещё больше ста духовных и светских сопутников. Помимо золота и серебра, одарил митрополита большим количеством рухляди — дорогим товаром, который, по мере надобности, легко превратить в деньги, как обыкновенно и делали русские путешественники, отправлявшиеся в Европу. Обоз митрополита состоял из двухсот лошадей.

— Ещё и ещё скажу: богата и обильна Русь, нет ей равных в этом свете! — восторженно произнёс фрязин Альбергати, который по сговору с великим князем должен был отправиться в Италию месяц спустя, чтобы подгадать приезд к самому открытию Собора.

И боярин Василий — Полуект Море оставался в числе провожающих свиту Исидора, и ему предписан был великим князем иной путь в стан латинской веры.

Исидор покидал Москву 8 сентября, в день Рождества Богородицы, который был ещё и днём русской славы — днём победы на поле Куликовом, победы, в которой каждый русский человек видел залог счастливого будущего своей Отчизны.

Василий Васильевич, распрощавшись с Исидором, был хмелен и возбуждён, сказал Антонию:

— Верно, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Иона нам ещё не ведомо, справился ли бы с таким огромадным предприятием.

Антоний промолчал.

— Или ты на инак судишь?

— Да нет, где мне… — замялся монах. Только насторожённый взгляд его выдавал несогласие и непримиримость.

Зря столь долго испытывал великий князь Юрия Патрикиевича. И Софья Витовтовна заколебалась вдруг тоже напрасно. Посольство посольству рознь. Иной раз надобно задобрить подарками и льстивыми речами. В другом случае повести себя круто — объявить царскую волю великого князя и силой добиться её исполнения.

Позапрошлым летом попытался Юрий Патрикиевич стребовать с новгородцев дань нажимом. Полагая, что поход его будет прогулкой, он дал посаднику и тысяцкому Великого Новгорода срок для исполнения его требований — Ильин день [101] Ильин день — день пророка Илии (IX в. до Р. X.), празднуется 20 июля (2 августа). , а самый крайний — Успенье Богородицы [102] Успение Пресвятой Богородицы — один из двунадесятых непереходящих праздников, отмечается 15(28) августа. . Прошёл последний срок, а ответа Юрий Патрикиевич, засевший в Торжке, не получил. Дал ещё время — до Рождественского поста, но и 14 ноября не было ни дани, ни простого какого ответа. Собрался полки подымать для карательного похода, но внутренние смуты, затеянные Юрьевичами, отвлекли — отозвал его великий князь в Москву. Теперь всё заново надо начинать.

Из прошлого своего промаха сделал Юрий Патрикиевич верный вывод.

Новгородцы хоть и плачутся постоянно, де, земли у них студены и неродимы, однако же куда как богаты за счёт купечества своего, ведущего обширную торговлю и с Западом и с Востоком. Невозможно их умаслить подарками да подачками, как степняков, и запугать ратью не просто, их ушкуйники [103] Ушкуйники — речные разбойники; новгородские ушкуйники открыто пускались на грабёж и привозили добычу домой как товар. Ушкуй — ладья. - сорвиголовы сами только и зрят, кого бы пограбить.

В отличие от Тверского и Рязанского княжеств, великие князья которых уже принуждены сделать окончательный выбор между Литвой и Москвой в пользу великого князя гнезда Калитова, новгородцы по-прежнему между молотом и наковальней: от литовцев и немцев оградить себя нет сил, а к московинам прибиться вольнолюбивый дух не велит. Подчинение великому князю московскому они признавали, но под полную его власть становиться отказывались, допуская лишь некий надзор и внося посильный денежный вклад. По межкняжеским договорам обязались они платить дань в казну Москвы, которая одна имела право вести расчёты с Ордой. Дань складывалась из поборов, которыми новгородские власти обкладывали чёрных людей, преимущественно крестьян, и называлась чёрным бором. Обязаны были новгородцы, кроме того, исправно платить многоразличные пошлины — великокняжеские и митрополичьи. За последние годы, когда Москву сотрясали внутренние смуты, накопились за новгородцами недоимки, которые они отказывались возмещать, предъявляя Москве свои счёты разнообразных обид.