Б. Дедюхин - СОБЛАЗН.ВОРОНОГРАЙ

Софья Витовтовна задумалась, глядя в летние дали. Даже некоторая одухотворённая тонкость проступила в её лице от этих воспоминаний, будто солнечная дымка в знойный день.

«И я Настеньке каку-нибудь штуку чудну удумаю пообещал про себя Василий, — Чтоб уста её смеялись и очи радовались».

— Татары приходили, сады замоскворецкие порубили и пожгли, а Васильевский сад не тронули, Бог миловал. А конца света мы и тогда ждали. Уж так ждали! И печаловались иного. И страхом мучимы бывали. Но не сложа же рук сидеть! Конца света всё нет, а сад-вот он, красуется и плоды обильные приносит. — Голос матери стал вкрадчивым и настойчивым:

— Если, сынок ты не поедешь, князь Юрий один пойдёт в Орду отберёт у тебя трон. Ты же этого не хочешь? Подошла, взъерошила волосы у него надо лбом холёной сильной рукой. Василий, молча следил исподлобья, как качается у матери на груди ожерелье из рудных жемчужин, слышал, как рвётся её стеснённое дыхание и в голосе убеждающе-ровном-затаённая страсть, почти угроза. От этого в сердце его тоже глухо возникла, досада, упрямство, желание отстоять себя, трон, оправдать надежду матери, её требовательную веру в крепость сыовью. В глазах потускнело от внутреннего жара, осыпавшего Василия, жемчуга ожерелья слились в молочное густое пятно, а властная рука неотступно гладила лоб, щёки.

— Ты поедешь и всё сделаешь, и все сбудется по нашему, как на роду тебе написано. Всё! Без трещины-без зарубки! Ты великий князь по рождению и жди великую судьбу!

Про Фотинию-прозорливицу Софье Витовтовне было неведомо. А коли и стало бы известно, не испугало бы её мутное мечтание какой-то монашки, вороны чёрной. Нравом-то княгиня была крутовата, решительна, и предсказания её мало интересовали даже и смолоду, пока за мужниной спиной жила. А уж на таком ветру, как она теперь с сыном оказалась, руководствовалась она только здравым смыслом и собственным пониманием права престолонаследия. А Юрия этого помелом поганым гнать отовсюду…

— Слышишь? — грубо постучала костяшками пальцев в грудь Василию:- Помелом!

— Слышу! — отозвался он нехотя, как бы угадав её мысли про дядю Юрия Дмитриевича. — Отойди, матушка. Душно мне. Дерзость и неуступчивость матери подавляли Василия, но то, что ни разу не выказала она ни одного сомнения в успехе, это ободряло, придавало сил. Только страшили, как вспомнишь, слова Фотинии неясные, смысл которых не посмел он переспросить. Убедившись, что поездки в Орду никак не избежать, Василий тем утешился, что разбирательство в Орде как ни гнусно, но всё же лучше меж княжеских усобиц, когда свои бьют своих.

Отъезд назначили на Успение Пресвятой Богородицы, на 15 августа. Всеволожский снаряжал обозы, Софья Витовтовна подбирала свиту, в которую входили служилые князья, бояре, духовенство, дьяки, слуги. Великий князь раздавал милостыни московским церквам, в которых будут каждый день творить молитвы за его здравие, а в Симонов монастырь внёс задушный вклад.

Успенский собор — главный в Московском Кремле. Его храмовый праздник справляли всегда с особой торжественностью. Так же велось богослужение в этот день и во всех других Успенских храмах, которых на Руси было множество — в городах и сёлах, а ещё и во всех почти монастырях, насельники которых добровольно уходили из мира, обрекая себя на добровольное успение.

Нынче великий князь решил молиться перед дорогой в церкви Симонова монастыря.

Накануне он приехал сюда во всём великолепии. В большие наряды, отделанные золотом, серебром, многоценными камнями, оделись и все его ближние родственники во главе с Софьей Внтовтовной. Семью великого князя сопровождали главные бояре, облачённые по особому случаю в шитые золотом ферязи [44] Ферязь — 1) мужское длинное платье с длинными рукавами, без воротника и перехвата; 2) женское платье, застёгнутое донизу. .

Прослушали вечерню, а в самый день праздника явились на утреню ещё затемно. Часам к шести засинели продолговатые окна барабана, затем солнечный свет стал заполнять подкупольное пространство, солею, алтарь, всю громаду собора, устремлённую ввысь.

Владыка Иона и весь клир вели службу с душевным подъёмом, торжественно, ликующе: «В Рождестве девство сохранила еси, во Успении мира не оставила еси. Богородице».

Ребёнком Василий не понимал, почему успение, то есть смерть, когда люди предаются горю, слезам, тоске по ушедшему из жизни, почему это — церковный праздник, даже ещё и из двунадесятых? И сам собор Успенский своим жизнерадостным великолепием не настраивает на уныние и скорбь.