Кристофер Хибберт: Королева Виктория

В попытке разрешить эту чрезвычайно сложную дилемму герцог Кентский обратился за помощью к своему брату, принцу Уэльскому, регенту Англии. Он уже имел немало неприятностей с негативно настроенной к нему палатой общин, которая отклонила его просьбу повысить государственное жалованье членам королевской семьи в том случке, когда они заключают брак по своему усмотрению. Этот отказ был настолько обоснованным, что даже герцог Веллингтон счел за благо поддержать его. «Ради всего святого, — воскликнул он в отчаянии, — здесь накопилось немало сложных проблем, требующих безотлагательного разрешения! Эти люди будут камнем на шее любого правительства. Ведь они оскорбили, причем оскорбили персонально, почти две трети джентльменов Англии, и стоит ли после этого удивляться, что ими будет сделано все возможное, чтобы вытащить их в палату общин и взять реванш за прошлые унижения. Тогда это будет единственной возможностью правительства отыграться на принцах крови, и я не сомневаюсь в том, что они ее не упустят».

Герцог Кентский, долго питавший надежду получить от правительства жалованье в размере 25 тысяч фунтов стерлингов в год и доход в размере 12 тысяч фунтов, отказался от; предыдущих долгов, пояснив, что «в противном случае вся нация окажется его должником». При этом он добавил в своем весьма пространном письме брату-регенту, что ему понадобятся большая яхта для пересечения пролива Ла-Манш, значительные суммы для проведения ремонта апартаментов в Кенсингтонском дворце, деньги на питание для него и всей его семьи, включая многочисленную прислугу, а также возможные дотации на содержание и проживание герцогини и ее детей в приморских городах Брайтон или Уэймут, если это потребуется по рекомендации врачей.

Все эти требования вызвали у регента, который и раньше не очень-то заботился о судьбе брата, приступ негодования. Его раздражали не только чрезмерные финансовые притязания герцога Кентского, но и его весьма сомнительные дружеские связи с политическими радикалами вроде Джозефа Хьюма и Роберта Оуэна. Последний, в частности, прослыл социальным реформатором, поддерживающим практически все оппозиционные правительству организации. После долгих и мучительных раздумий он порекомендовал своему секретарю вежливо отклонить все требования герцога Кентского, сославшись на слишком нежный возраст ребенка и опасности, связанные с перемещением его в другую среду. Дескать, родившемуся на континенте ребенку будет легче адаптироваться к привычным условиям, а родители смогут сэкономить деньги и освободить герцогиню от «всех опасностей и неприятностей, которые могут возникнуть во время длительного морского путешествия». И добавил, что если герцог Кентский все же будет настаивать на немедленном возвращении в Англию и найдет соответствующую этому путешествию значительную сумму, то ему не стоит «возлагать надежды на сердечный и доброжелательный прием».

Обескураженный вначале этим ответом, герцог Кентский вскоре пришел в себя, восстановил свойственное ему присутствие духа и приступил к сбору денег для возвращения в Англию. К концу марта с помощью герцога Кембриджского и других своих верных друзей, включая лорда Дандеса, графа Фицуильяма, лорда Дарнли и Олдермана Мэттью Вуда (известного химика и предприимчивого торговца, который прославился своими радикальными взглядами в городском сонете Лондона), он собрал более 15 тысяч фунтов стерлингов и 28 марта отправился со всей семьей и многочисленной свитой из Аморбаха в Кале. Это был довольно странный караван карет и повозок, где нашлось место всем домашним животным и, в частности, даже певчим птицам. Возглавляли эту процессию герцог и герцогиня, причем герцог сам управлял фаэтоном, чтобы хоть как-то сэкономить на этой поездке. За главным фаэтоном следовали кареты с баронессой Шпэт, фрау Сиболд, известным врачом и хирургом из Геттингенского университета и с другими придворными служащими. Далее ехала карета с бумагами и семейным архивом, а после нее еще одна карета, с дочерью герцогини принцессой Феодорой, ее гувернантками и английской прислугой. Вслед за этим шли кабриолет с двумя придворными поварами и кареты с английскими слугами, придворными, охранниками и личным врачом герцогини доктором Уилсоном.

Погода была чудесной, кавалькада карет двигалась медленно, а все придорожные заведения, в которых им приходилось останавливаться, не огорчали путешественников неподобающим обслуживанием. 5 апреля караван миновал город , Кёльн, а сутки спустя они достигли Кале, где, к величайшему удовольствию герцога Кентского, их уже ждала на причале яхта, которая должна была доставить их в Англию через Ла-Манш. После нескольких дней томительного ожидания благоприятной погоды в Кале 24 апреля они отплыли в Дувр и вскоре расположились в Кенсингтонском дворце, где 24 мая 1819 г. после шестичасовых родовых схваток ранним холодным утром в пятнадцать минут пятого и родился их первый ребенок. «Она полненькая, как куропаточка, — с восхищением сообщал герцог Кентский своей теще герцогине Кобургской, — и сочетает в себе силу и красоту». Он оставался рядом во время родов и не мог нарадоваться новорожденной. «Дорогая мать и ребенок чувствуют себя прекрасно... Я просто не могу найти слов, чтобы выразить свое восхищение ее терпением и благородством».