Добившись передачи Сан-Стефанского мирного договора на рассмотрение Европейского конгресса, Дизраэли поспешил в Берлин, где произвел настолько ошеломляющее впечатление на Бисмарка, что «железный канцлер» признался своим приближенным: «Этот старый еврей — великий человек».
Не надеясь на успех, королева поначалу не очень хотела отпускать своего премьер-министра в Берлин, но когда Дизраэли вернулся в Лондон с сообщением о почетном мире, она была просто в восторге и еще раз утвердилась в своей высокой оценке эффективности нынешнего правительства. Правда, она сожалела, что Россия все-таки «что-то получила» от этого договора, но это было ничто по сравнению с первоначальными планами русских на Балканах. «Результатами вашей работы довольны и низшие, и высшие круги страны, — говорила она Дизраэли, — кроме, пожалуй, мистера Гладстона, который вне себя от ярости». В качестве признания его заслуг перед страной королева предложила Дизраэли высокий титул герцога, но тот вежливо отказался, заявив, что уже стал членом палаты лордов в качестве графа Биконсфилда. Тогда королева написала ему весьма задушевное письмо, в котором предложила стать рыцарем ордена Подвязки. Дизраэли принял это предложение с благодарностью, но при условии, что такой же орден будет вручен лорду Солсбери, который сменил лорда Дерби на посту министра иностранных дел. Получив согласие обоих, королева поняла, что «членство в ордене Подвязки вместе с Солсбери означает для Дизраэли гораздо больше, чем сам орден».
Королева с огромным вниманием выслушала доклад Дизраэли о результатах переговоров на Берлинском конгрессе. «Бисмарк, мадам, — не без гордости заявил Дизраэли, — был в восторге, узнав, что ваше величество отдали приказ оккупировать остров Кипр. По его мнению, это большой прогресс. Его идея прогресса не выходит за рамки оккупации новых стран». Шутка Дизраэли понравилась, и королева весело смеялась вместе со всеми.
* * *
Однако при этом королева прекрасно понимала, что оккупация новых стран неизбежно влечет за собой меры по их защите, что, в свою очередь, чревато новыми международными осложнениями и может привести к войне. Впрочем, перспектива новых войн королеву не очень пугала. Так, например, она не отказалась от войны за Ашанти в 1873 г., без колебаний вступила в афганскую войну в 1878 г. и с решимостью приняла участие в войне с зулусами в 1879 г., когда главные британские силы в этом регионе были практически полностью уничтожены восставшими зулусами в городе Исандлване. Королева заставила правительство отбросить всякие сантименты и продемонстрировать всю военную мощь Великобритании, чтобы примерно наказать смутьянов и восстановить «поруганную честь Британии». При этом, правда, ей было очень трудно настраивать своих солдат на войну с такими сильными и храбрыми чернокожими воинами во главе с мужественным вождем зулусов Сетвайо. А когда война закончилась победой англичан, она обратилась к правительству с просьбой относиться к покоренным зулусам как можно лучше и ни в коем случае не унижать их храброго и мужественного вождя.
Отношение королевы к покоренным народам Африки во многом формировалось под влиянием идей мистера Гладстона, который, по ее словам, узурпировал право на защиту угнетенных народов и подверг беспощадной критике политику правительства в отношении чернокожего населения Африки. Королева считала, что это право принадлежит исключительно ей, как, впрочем, и право непосредственно обращаться ко всей нации, минуя партии и общественные организации. Именно этим правом злоупотреблял мистер Гладстон.
«Если мы хотим отстаивать наше положение в качестве первостепенной мировой державы, — писала она лорду Биконсфилду, — мы должны быть готовы вместе с Индийской империей и некоторыми колониями вести постоянные войны с другими великими державами и отражать их посягательства на наши владения». И когда такие войны начинаются, доказывала она, было бы непростительной глупостью соглашаться на позорный мир после первых неудач. Подобная политика неизбежно приведет к ухудшению «нашего положения в будущем. Такой же глупостью было бы бросить те территории, которые уже находятся под нашим контролем». Когда правительство предложило передать Германии остров Гельголанд на Балтике, оккупированный британскими войсками еще в 1807 г., и потребовать взамен остров Занзибар в Южной Африке, королева без колебаний заявила протест, доказывая, что «не стоит добровольно отказываться от того, что и так нам уже принадлежит».
Читать дальше