Кристофер Хибберт - Королева Виктория

Все это время королева принимала пищу в гордом одиночестве, когда она молча сидела в комнате матери, то никого не подпускала к себе, а когда просматривала ее бумаги, то неизменно вспоминала, как ссорилась с ней из-за пустяков. Ей было очень горько осознавать, что из-за интриг Джона Конроя и баронессы Лецен страдали прежде всего добрые отношения между матерью и дочерью — самыми близкими людьми на свете. С другой стороны, она с большим удовольствием прочитала письма отца к матери и с удивлением узнала, что их связывало необыкновенно глубокое чувство любви и взаимного уважения. Более того, она впервые узнала, что была любимой дочерью своих родителей, и это было «очень трогательно» для нее.

Королева привезла принца Уэльского в Виндзор, чтобы он в последний раз посмотрел на «прекрасную бабушку», однако тот, испугавшись истерических причитаний матери, вел себя не совсем так, как она хотела бы. Королева обвинила сына в бессердечности и эгоизме, а принц, подписывая траурные открытки своим зарубежным родственникам, сказал, что его сестры настолько усердно симпатизируют ей, что он просто-напросто не хочет им мешать и боится испортить всем настроение. По его словам, они были для нее «более полезны» в этот момент, чем он.

Принц Альберт также много переживал из-за смерти тещи и не смог хоть как-то утешить жену. В течение всего этого времени ему пришлось выполнять не только свою работу, но и обязанности королевы, и он был просто завален текущей работой. Более того, он отвез королеву в Осборн, надеясь в душе, что там она сможет немного успокоиться и вернуться к нормальному состоянию. Однако этого не случилось. В Осборне королева нервничала даже больше, чем в Виндзоре, так как просто не могла выносить громких криков и разговоров детей, которые были для нее ничем не лучше, чем голос наскучившего своими капризами принца Уэльского.

«Систематическое бездельничанье, беспрерывная лень и негативное отношение ко всем окружающим — все это разрывает мое сердце и наполняет душу праведным возмущением».

«Берти по-прежнему вызывает у нас большое беспокойство», — писала королева в апреле 1859 г., когда принцу Уэльскому исполнилось семнадцать лет.

«Меня бросает в дрожь от мысли, что через три с половиной года он станет совершенно самостоятельным и мы не сможем оказывать на него абсолютно никакого влияния, кроме морального! Я пытаюсь сейчас не думать об этом ужасном времени! Он, конечно, быстро развивается, но как! Это развитие бедного и совершенно ленивого интеллекта. Боже мой, я даже представить себе не могу, что случится, если я умру следующей зимой! Эти мысли не дают мне покоя. Его дневник намного хуже, чем самые обыкновенные письма Аффи (принца Альфреда). И все это из-за его патологической лени! Конечно, мы еще надеемся на лучшее, но я боюсь, что даже самые большие перемены не смогут сделать его пригодным к будущему положению. Единственное его спасение — и всей страны тоже — заключается в благотворном влиянии дорогого папы, совершеннейшего человеческого существа».

«Мне очень грустно думать о нем, — говорила королева своей дочери уже по другому поводу. — Он такой ленивый; такой слабый. Дай Бог, чтобы в будущем он немного повзрослел и стал более серьезным». Принц Уэльский действительно был менее общительным и интересным по сравнению с другими братьями, которые отличались веселым нравом, уживчивым характером и общительным темпераментом. «Когда я вижу Аффи и Артура и смотрю на... (ты знаешь, кого я имею в виду), меня охватывает чувство отчаяния! Систематическое бездельничанье, беспрерывная лень и негативное отношение ко всем окружающим — все это разрывает мое сердце и наполняет душу праведным возмущением».

В другом разговоре королева с грустью сообщала, что ее подавляет даже физическая внешность принца. Она часто жаловалась на то, что у сына слишком маленькая голова, слишком крупный, как у всех Кобургов, нос, слишком выпуклые, как у всех представителей ганноверской династии, глаза и так далее. Кроме того, ее раздражали его маленький рост, покатый подбородок, ранняя склонность к полноте и «совершенно женская манера» носить длинные волосы.

Когда в ноябре 1858 г. принца Уэльского посвящали в рыцари ордена Подвязки, королева невольно обратила внимание, какие короткие и толстые у него ноги в рыцарском одеянии. Позже она опять неодобрительно отозвалась о его «бледном, тоскливом и угрюмом» внешнем виде. Правда, королева признавала, что у ее сына доброе и теплое сердце, но при этом — «...Боже мой... какой он неразвитый!».