Томас Костейн - Высокие башни

Старик попытался их пересчитать, но когда дошел до тридцати, махнул рукой. Он перевел взгляд на сюртук де Марьи из дорогого левантийского сукна с красивой вышивкой.

Он взглянул на топорщащиеся сзади фалды и подумал про себя: «Неужели он использует китовый ус, как это делают женщины в корсетах, Господи, куда мы идем?!»

— Боюсь, что вам не удастся сегодня повидать ле Мойна, — помолчав, сказал настоятель. — Он днем отправляется в Лонгей, а до этого времени будет занят.

— Прекрасно, я поеду вместе с ним. Возможно, у реки будет легче перенести ужасную жару. Надеюсь, — в острых черных глазах можно было прочитать страх, — что нет никакой опасности нападения индейцев?

— Нет, мсье де Марья, — у настоятеля было спокойное лицо, но про себя он смеялся. — Со стороны индейцев не грозит никакой опасности. В любом случае замок в Лонгее хорошо укреплен. Там высокие крепкие стены и башни. Вам там будет безопаснее, чем в Монреале.

Шарль ле Мойн спросил дорогу у дружелюбного монаха у ворот. Он сразу получил подробный ответ, из чего сделал заключение, что все следят за молодой вдовой.

— Идите до лавки аптекаря, — монах говорил с ним на простонародном языке, потому что этому ордену приходилось постоянно работать с простыми людьми. — Лавочка находится на рю Нотр Дам, дама снимает комнату над лавочкой.

Ле Мойн отправился по узкой улочке. Он держал в руках шляпу и время от времени обмахивался ею вместо веера. Жара была просто нестерпимой, и он подумал, что ему придется долго шагать, чтобы прийти к дому вдовы. На улице ни ветерка, хотя впереди виднелась река. Народ почтительно приветствовал хозяина Лонгея.

Когда он открыл дверь лавки, там зазвонил колокольчик, и хозяин лавки вышел из задней комнаты. Ле Мойн объяснил ему, что требуется, аптекарь показал ему на заднюю дверь и сказал:

— Месье, вам сюда.

Над головой слышались легкие шаги.

Глава великого семейства ле Мойн, самый богатый человек, которого уважали и по поводу которого больше всего сплетничали в Новой Франции, начал карабкаться по шаткой лестнице. Он постучал и услышал ответ:

— Войдите!

Давние поселенцы Новой Франции сказали бы ему:

— Открыто!

Он открыл дверь и увидел молодую женщину в домашнем наряде ярко-оранжевого цвета, на голове у нее была косынка того же оттенка. В руках у женщины была метла.

— Доброе утро, мсье, — сказала женщина, но в ее приветствии прозвучал вопрос.

Шарль ле Мойн был поражен ее привлекательностью. У нее были большие карие глаза, носик был чудесной формы и слегка вздернут, губки пухлые и яркие. Она казалась настоящей парижанкой. Домашний облегающий халатик выглядел нарядным, хотя при ближайшем рассмотрении можно было заметить, что он изрядно поношен. Засученные рукава позволяли видеть прекрасное кружево ночной рубашки, а домашние туфельки, очевидно, были когда-то весьма красивыми.

— Извините меня за то, что я появился у вас так рано, — поклонившись, заявил господин ле Мойн. — Но, к сожалению, мне нужно срочно покинуть Монреаль, поэтому я так поспешил вас навестить.

— Я вас прощаю, мсье ле Мойн, — сказала молодая женщина. Он был явно поражен тем, что она его знает.

— Я вас ждала. Вы не войдете ко мне?

Ле Мойн вошел в комнату, продолжая разглядывать женщину. Она была высокой и стройной и держалась весьма достойно. «Она не кокотка, — подумал ле Мойн, — она — настоящая леди».

— Прошу вас, садитесь. У меня, правда, только один стул, поэтому я присяду на кровать. Мсье, вы, наверное, явились, чтобы поговорить о своем брате?

— Да, — ле Мойн утвердительно кивнул головой. Ему понравилась ее прямота, — Жан-Батист вас навещал, и мне кажется, что он вами… увлекся.

Девушка с достоинством произнесла:

— Он оказал мне честь тем, что влюбился в меня и попросил моей руки.

— Неужели? Простите меня за крайнее изумление. Понимаете, Жан-Батист еще слишком молод. Ему едва исполнилось восемнадцать… Вы понимаете, что в этом возрасте еще рано думать о браке?

Девушка высоко подняла брови.

— Возможно, несколько рано, но мне кажется, что господин де Бьенвилль вполне взрослый человек и, кроме того, мсье, у него имеются собственные средства для существования.

— По условиям завещания нашего отца, — быстро перебил ее ле Мойн, — он пока не может осуществлять контроль над собственностью. Этим занимаюсь я. Мадам, прошу вас, скажите, сколько вам лет?

— Мне уже двадцать, — улыбнулась девушка. У нее было настолько прелестное личико, что посетитель подумал, сможет ли он оставаться с ней до конца твердым.