Джалиль Киекбаев - Родные и знакомые

На дороге, идущей по уреме, колёсные колеи и конская тропа засыпаны опавшей листвой. Она успела высохнуть на подмёрзшей почве, шуршит под копытами коня. Лишь на обдуваемых ветром полянах шуршание сменяется гулким топотом.

Да, легко на сердце Ахмади. Только долго ли так будет? Надо снова да ладом устраивать свою жизнь. Хозяйство пришло в упадок. Можно бы, конечно, довольствоваться и малым, радуясь тому, что остался жив, но смущает богатство братьев — выглядеть рядом с ними голодранцем зазорно. Нет уж, пусть малым довольствуются дураки, а он, Ахмади, с бедностью не примирится. Хоть душу шайтану продаст, а встанет вровень с самыми богатыми людьми аула…

Дорога вывела на высокий открытый берег у излучины Узяшты. Послышался шум воды, она бурлила среди огромных валунов. Вот невелика речка, а какие горы рассекла, сколько преград одолела! Извилист её путь, но цели она всё равно достигнет. «И я достигну!» — твёрдо решил Ахмади.

Вдоль по речке он выехал на выгон, начинающийся у верхнего конца Ташбаткана. Утром, когда он уезжал, над горами клубились, задевая хребты, многослойные тучи. Теперь они поднялись выше, небо посветлело. Но у подножья гор, там, где рассыпались дома аула, сгущалась синяя дымка…

После того, как Ахмади побывал в гостях у Исмагила, по аулу пошли разговоры о повторном дележе уже забытого было всеми наследства. Об этом говорили как о большой новости. Новость, понятно, дошло до слуха Багау и Шагиахмета. Багау воспринял её спокойно.

— Агай прав, по шариату наследство полагалось разделить на троих, — сказал он. — Я получу его прощение, хоть сегодня отведу ему корову с приплодом. А если агай сочтёт это недостаточным, пусть ещё выберет любую лошадь. Всё одно, отцовским добром до конца жизни богат не будешь…

Слова Багау в ауле одобрили. «В покойную мать пошёл, щедрый, похоже, егет [22] Егет — парень, молодой человек. », — говорили о нём. И Ахмади сказанное младшим братом пришлось по душе. Впрочем, против Багау он и так зла не таил.

Прослышав об идущих по аулу толках, старик Хажгале дал знать племянникам, чтоб пришли к нему посумерничать. Был приглашён на ужин и мулла Сафа. Замыслил старик в присутствии муллы разрешить спорное дело.

За ужином, прежде всего, была выражена общая радость по случаю благополучного возвращения солдата, начались расспросы о войне, о запредельной стране. Ахмади, которому такие расспросы уже порядком надоели, отвечал односложно. Беседа текла вяло. Поэтому тему сменили, заговорили о житьё-бытьё в ауле.

Старик Хажгале настойчиво потчевал гостей, каждому сунул в рот жирный кусок мяса, отрезав его от своей доли. Вслед за ним проделал то же самое Шагиахмет. И остальные решили соблюсти обычай, потчевание пошло по кругу.

Меж едой и чаем Хажгале попытался затеять беседу о мирских заботах и тревогах: зима запаздывает, бесснежные холода затянулись, скот заморён дождливым летом, и сейчас не знаешь, как с ним быть — выгонять пастись или ставить в стойла. Мнение своё на этот счёт высказал только мулла Сафа. Шагиахмет и Ахмади молчали, словно прятали во рту золотые колечки. А Багау при старших, тем более — при мулле не решался вставить слово в разговор, в смущении то и дело вскакивал, чтобы помочь дяде и енгэ [23] Еигэ — жена старшего по возрасту родственника. — принести из другой половины дома ложки-плошки, чайную посуду, самовар…

Наконец когда разлили чай, мулла Сафа, знавший, с какой целью он приглашён, многозначительно кашлянул, издалека стал подступать к главному.

— Альхасыл [24] Альхасыл — (араб.) — итак. , — сказал он, — все мы выражаем радость и возносим благодарение по случаю твоего, Ахмади-кустым, возвращения в добром здравии и невредимости. Доходили до нас слухи, будто бы японский царь превращает пленённых в рабов. Тем не менее, однако, и само по себе положение у пленённого не из лёгких…

Слушатели покивали в знак согласия с многомудрыми словами муллы.

— Пока ты пребывал в чужих краях, ваш дорогой отец покинул этот мир, — продолжал мулла. — Благочестивый, святой был человек, да займёт его душа почётнейшее место в раю! Полагая, что и тебя уже нет среди живых, проливали мы слёзы скорби, но, как видно, предначертана тебе долгая жизнь…

— Так, так… Верно встарь было сказано: тот, кто вышел, вернётся; тому, кого вынесли, возврата нет, — то ли кстати, то ли некстати вставил Шагиахмет.

— Верно, очень верно! — подхватил старик Хажгале. — Быть бы живым-здоровым… Здоровье — самое большое богатство… Как заметил хазрет, мы считали тебя погибшим и малость поторопились с наследством. Да. И вот приглашены вы сегодня сюда, чтобы в мирной беседе прийти к общему удовлетворению.