Джалиль Киекбаев - Родные и знакомые

— Ну, как твои дела? Готов?

— Да я ещё получку не получил. Выходит, не попутчик тебе.

— Тогда, брат, я завтра же утречком и двинусь. Хоть на своих двоих. На коне, говорят, хорошо, а пешком — спокойней…

Сунагата томило нетерпенье. Укладываясь спать, он несколько раз мысленно побывал в Ташбаткане. И ночью снился ему аул. Спал он плохо, беспокойно. Едва забрезжил жёлтый рассвет, — вскочил, принялся разогревать самовар. Проснулась квартирная хозяйка Матрёна Прохоровна, сама заварила чай. Он торопливо, обжигаясь, попил чаю, быстро собрал в котомку пожитки и вышел из дому, решив, как можно больше отшагать по холодку.

Некоторое время Сунагат шёл по равнине. Когда дорога пошла на подъём, из-за гор раскалённым стеклянным шаром выкатилось солнце. На облитой утренним светом траве бесчисленными бусинками засверкала роса. Сунагат свернул на траву, и за его сапогами потянулся тёмный след.

Поднявшись на возвышенность, он оглянулся. Завод теперь оказался на дне котловины. За приземистыми зданиями торчала труба, отсюда она выглядела столбом на майдане сабантуя. У подножья возвышенности голубело зеркало заводского пруда.

Подправив за спиной котомку, Сунагат вновь зашагал по росе к темневшему впереди лесу. Настроение у него приподнятое, утренняя прохлада бодрит. Хорошо ему шагать, любуясь природой, после долгой зимы и весны, проведённых возле огнедышащей печи. «Геена огненная», — говаривал мастер Опарин, заглядывая в чрево печи. Но они каждый день спозаранку спешили к этому адскому пламени, ибо в нём — источник их существования.

Завод, как и вот этот неоглядный лес, принадлежит дворянину Дашкову. Живёт он в Петербурге, во владения свои наезжает очень редко. Говорят, будто он не просто богач, а ещё и генерал при самом царе. За три года работы на заводе Сунагат хозяина не видел ни разу. Управляет заводом присланный из Петербурга тощий, несмотря на прожорливость, длинноносый, с выпученными глазами человек по фамилии Вилис.

В имении Дашкова — другой управляющий, тоже откуда-то со стороны, Сунагат видел его несколько раз. Этот, в отличие от Вилиса, толст, как тутырмыш [35] Тутырмыш — национальное кушанье, род колбасы. , подбородок свисает складками, по носу щёлкнешь — кровь брызнет. Поначалу Сунагат было решил: это и есть хозяин (какой же быть хозяйской фигуре, коль не такой!), но выяснилось, что толстяк касательства к заводу не имеет…

Дорога нырнула в лес, и сразу на Сунагата обрушился птичий гомон — попискиванье, посвистыванье, соловьиное щёлканье. Соловьёв вокруг, казалось, неисчислимое множество, только не разглядишь их среди ветвей. Сунагат и раньше ходил этой дорогой, но не один, и за разговорами о том, о сём не обращал внимания ни на лес, ни на птичьи голоса. А сейчас посмотрел по сторонам и изумился: до чего ж красив осинник! Осины стояли плотно, высокие и прямые, как стрелы, лишь у самых вершин прикрытые зелёными шапками. Их мелкие листья-монетки трепетали, просеивая солнечный свет. А внизу, у дороги, к этому свету, словно взмахнувшие крыльями цапли, тянулись папоротники. Впрочем, вскоре Сунагат перестал их замечать. Все его мысли устремились к родному аулу.

Гумерово он миновал, не останавливаясь. Лишь поднявшись на седловину между холмами, разделяющими село и аул, на миг замедлил шаг: впереди за речкой, за могучими осокорями завиднелись дома Ташбаткана. Сердце Сунагата забилось сильней. Да кто же не взволнуется при виде земли, вскормившей и вспоившей его!

Он спустился в пойму. От речки повеяло прохладой. Налетели комары, облепили лицо, шею. Чтобы отпугивать их, Сунагат сорвал в уреме черёмуховую веточку, пошёл, помахивая ею. Вспомнилось детство. Мальчишкой он исходил эту урему вдоль и поперёк. Близкое сердцу место…

А вот и брод через Узяшты. Он перешёл речку по мосткам, уложенным выше брода, присел на корточки у воды, с наслаждением ополоснул лицо, напился из ладони.

Ниже по течению послышались девичьи голоса. Сунагат посмотрел туда. Из прибрежных зарослей, попискивая, высыпал гусиный выводок. Девочка лет двенадцати-тринадцати — Сунагат не узнал её — погнала гусят прутиком в сторону аула. Следом, погоняя отбившегося гусёнка, появилась Фатима. Шла она босиком. Две туго заплетённые косы спадали на грудь девушки.

— Кош-кош! — прикрикнула она, раскинув руки, словно бы загораживая гусёнку путь к воде. Тот кинулся догонять выводок. — Кто ж так ищет гусей, целый день пропадала, негодница! — побранила девушка сестрёнку. Сунагата она не заметила.