Алексей Кулаковский - Расстаемся ненадолго

– Скоро взойдет луна, да?

Сказав «да», Генька с какой-то настойчивостью смотрел на Веру, словно ожидая, что она обязательно должна ответить «да» или хотя бы кивнуть головой.

Но Лагина не говорила «да» и не кивала. Поймет же Генька в конце концов, что такой казенный разговор ей не нравится, научится говорить иначе! Однако парень ничего не понимал. Прощаясь, он строго произносил:

– Завтра я приду в восемь, да?

Смешная манера, но бог с ней. Правда, в Вере все больше крепло убеждение, что это не та, не их весна, не тот ветерок веет на вишневой улице. Но ведь все могло еще измениться к лучшему.

И она, проверяя себя, не отказывалась от встреч.

И вот однажды вечером случилось необычное: парень разговорился – не удержать, со всеми подробностями стал рассказывать о своих татуировках! Вере снова вспомнился старик-паспортист. Вспомнился, встал перед глазами, и она уже никак не могла отогнать это видение.

– Вот видишь, – говорил парень, – у меня тут на руке. Да? Якорь нарисован. Понятно? А под якорем этим самым имя одно. Ясно?..

Так и звучало весь вечер «понятно?» да «ясно!». Слушала девушка, а перед глазами паспортист и паспортист. Даже придя домой, Вера не могла успокоиться: не выходит старый «Толик» из головы – и все тут. И поняла тогда, что не сможет больше встречаться с Генькой…

Вот после этого и разозлилась Аня Бубенко. Нежелание Веры видеться с лучшим другом мужа она расценила как личную обиду и, где только могла, старалась подколоть гордячку. Генька кичливо заявлял друзьям, будто он сам оставил «Верку», и Аня подхватила эту хвальбу, разнесла по всему общежитию. А позднее начала распускать сплетни об Андрее Сокольном.

Вера же искренне уважала Сокольного. Уважала как человека, старшего по возрасту, честного по отношению к товарищам, очень начитанного. С ним интересно было поговорить. Девушке не приходило в голову, что Андрей может серьезно заинтересоваться ею. Но вскоре она стала замечать, что Андрей чувствует себя в ее присутствии легче и проще, чем со многими другими. Они вместе обсуждали лекции по истории, литературе, языку, готовили материалы для курсовой стенгазеты, активно участвовали в комсомольских и профсоюзных собраниях. Случалось, иной раз поздно уходили из института, вместе шли к трамвайной остановке, а там Андрей прощался и пешком отправлялся домой. Жил он на частной квартире.

Только однажды, возвращаясь с занятий по топографии, Андрей дошел с девушками до общежития. Ольгу Милевчик, которая была вместе с ними, позвали в комнату, – там ожидал ее земляк-лейтенант. Постепенно разошлись и другие девчата, и Вера неожиданно осталась наедине с Андреем.

– Кто же теперь меня проводит? – пошутил Сокольный.

– Побудьте немного у нас, – предложила Вера.

Они пошли по знакомой вишневой улице. И хоть кончалась уже весна, отцветали вишни, а Вере казалось, что такого чудесного весеннего вечера еще никогда не бывало.

Через год с лишним пришло время расставаться с институтом. В кабинете директора комиссия наркомпросвещения распределяла студентов на работу. Веру вызвали вместе с Андреем, так, как и просили они в своем заявлении.

Они стояли перед комиссией, слушали, что им предлагали, отвечали на вопросы, а Вера тем временем думала, что, наверное, и в загсе вот так же стоят люди и ожидают, пока им пожелают счастья. После скромной студенческой свадьбы молодожены попали в Красное Озеро на работу в среднюю школу. Кончилась неповторимая студенческая жизнь. В разные стороны разъехались друзья, соседи по общежитию, по столу в аудитории. Началась суровая, неспокойная, но близкая душе учительская работа. В коридорах по-прежнему звенели звонки, вызывавшие теперь уже иные чувства: после звонка нужно идти в класс, но не как раньше, не с теми мыслями, которые иной раз в продолжение всего учебного часа не давали покоя, а являться последним, как еще недавно являлся в аудитории профессор…

…Недели через две, придя из школы домой, Андрей увидел на столе повестку из военкомата. Это не удивило его: во время очередного призыва была дана отсрочка по здоровью, потом он учился, работал, снова учился. Теперь призывали многих, в том числе тех, кто раньше пользовался льготами или отсрочкой. На западе гремела война: лютый фашизм осуществлял свои сумасбродные замыслы. Шли в армию и люди, только что окончившие вузы, шли и сельские учителя, – шли, повинуясь своему священному воинскому долгу. И Андрей готовился к армейской службе, хотя и не очень надеялся на свое здоровье; улучшилось ли оно со времени первой комиссии? Как будто да… Но твердой уверенности не было.