Гамаль Аль-Гитани - Аз-Зейни Баракят

— Невозможно, чтобы явился человек, который займет все посты Али бен Аби-ль-Джуда: и казначейство, и управление по делам провинции аш-Шаркийя, и должность хранителя мер и весов. И это помимо его основной службы, которую он в последние годы нес, — бешмекдара — хранителя туфли султана. Он держал сандалии повелителя во время молитвы. Эта служба не была для него в новинку: еще раньше он служил младшим бешмекдаром у эмира Туманбая. Когда же засияла его звезда, он освободился от должности хранителя туфли султана, хотя она и была основной.

— Тогда кто же?

— Имен много… Но все они нам известны… Эмир Мамай, Тавляк, Татак, Каштамар…

— Эх, считал бы ты своих овец, Джуха!

— Невозможно, чтобы один эмир занял все эти посты!

— Смещение Али готовилось исподволь… Неужели же султан прогнал его, чтобы пришел другой и взял все в свои руки?!

— Кто же будет?

Каждый старается заглянуть в неведомое. В Крепости шушукаются придворные. За наглухо закрытыми дверьми своих домов тихо переговариваются эмиры и люди пониже званием, судьи. Али бен Аби-ль-Джуд ждет, закованный в кандалы, в зловонном темном подземелье, и прошедшая жизнь кажется ему растаявшим видением, утраченной мечтой…

— Может быть, появится человек, о котором мы и не подозреваем?

— Считай-ка лучше своих овец, Джуха!

Занятия прерваны. У всех на уме одно: кому же достанется место? Не могут же эти должности оставаться незанятыми!

Лучи уходящего солнца залили двор мечети. Лепешки, уложенные горкой, сушатся впрок. Гул голосов не умолкает. Саид увидел Омру бен аль-Одви, который, как пчелка, потерявшая дорогу к своему дуплу, переходил от одной группы к другой, прислушивался, вмешивался в беседу, то возмущаясь, то радуясь, бросал словечко словно невзначай, а на самом деле направлял разговор в нужное для Закарии русло. Он не подходил к дамаскинцам, афганцам или магрибинцам. Они его не интересовали, ибо всегда были далеки от того, что происходило. Вечером Омру передаст все, что слышал и видел. Но к кому он пойдет в этот вечер? Кто будет ему внимать? Саид улыбнулся мысли, которая вертелась у него в голове: «Неужели уши и глаза Закарии всегда открыты? Есть у него время, чтобы слушать, или это делают его помощники? Может быть, он размышляет сейчас о том, что нужно предпринять после ухода его благодетеля Али бен Аби-ль-Джуда? Ведь именно Али назначил его главным соглядатаем султаната и своим наместником. К кому же отправится Омру бен аль-Одви?» Саид покусывает нижнюю губу. Какое возмездие ждет Омру в день Страшного суда?! Из-за одного его слова голова может скатиться с плеч, целая семья исчезнуть, последней надежды лишиться старик отец, ожидающий возвращения пропавшего сына. Если бы можно было пойти сейчас и схватить его за горло, проникнуть острым, как лезвие ножа, взором в тайники его души!

Теперь во дворе мечети не говорят все, что придет в голову. Саид стал осторожен, следит за каждым своим словом. Кровать Омру и мешок с его продуктами недалеко от койки Саида. Если Омру выйдет совершить омовение на заре, Саид непременно увидит его. Может быть, учитель ошибается? Упаси господи от навета на человека! Саид медленно оборачивается — запах старых циновок. Площадь вокруг мечети полна народу. Глашатай не устает повторять новость: жестокий тиран, притеснитель Али бен Аби-ль-Джуд схвачен. Под стражей все, что у него есть: деньги, доходы, гарем, наложницы. Его держат в яме в Крепости, пока идет дознание.

Женщина бросает монету глашатаю — вознаграждение за добрую весть. Радость, как вода, медленно просачивающаяся в расщелину, наполняет душу Саида. Он вспоминает Самах. Если бы она теперь была с ним, вместе с ним смотрела на людей! Он слышит звук ее шагов. Он не знал, чьи это шаги, но был уверен, что это она, именно она! Радость людей согревает Саида. Если бы у него был лишний дерхем, он отдал бы его глашатаю. Исчезла горечь, которую он испытывал до этого. Со стороны квартала аль-Батыния шли подмастерья из красильни Хадара — шейха красильщиков — с лицами, вымазанными красной и зеленой краской. Они приплясывали и пели:

ВЫСОЧАЙШИЙ УКАЗ

Во имя аллаха, милостивого и милосердного!

Да пребудете вы мусульманами, добрыми и благочестивыми, отвергающими греховное и не дающими совершиться дурному.

Помогайте друг другу на пути терпения и благочестия, но не на пути греха и злобы!

Теперь начнем