Всеволод Крестовский - Петербургские трущобы. Том 2

– Это так, это ты разумно рассуждаешь, – одобрительно заметил ему хозяин. – Но ведь тебе, поди-ка, не особенно хорошо на свете жить?

– Нешто, ваше сиятельство, валандаемся по малости.

– А ежели бы тебе предложили жить барином, в полное свое удовольствие, дали бы квартиру хорошую, да хозяйку красивую, да в купцы записали, да рысака на конюшню поставили бы, да денег полон карман – согласился бы ты на такое житье?

– Коли б то не согласился! – облизнулся Фомушка, широко улыбаясь. – Помирать не надо. Да где его добудешь, этого счастья-то!

– Уж это не твоя забота. И ежели бы в расплату за такое житье пришлось потом по Владимирке прогуляться – тоже не прочь бы?

– А зачем прочь? Ведь все едино и без того рано ль, поздно ль достукаешься.

– Резон, мой милый, совершенный резон! А слыхал ты, есть хохлацкая пословица: питы – вмерты, и не питы – вмерты, так лучше вже питы и вмерты. Понимаешь?

– Как не понять, ваше сиятельство! Это уж вестимое дело, что коли пропадать, так знал бы по крайности, что было, мол, вкрасне пожито, широким ковшом попито, да в алием бархате похожено.

– Ну, стало быть, теперь можно и к самой сути приступить! – решительно поднялся с места хозяин.

– Слыхал ты, – начал он, близко подойдя к Фомушке и в упор глядя в его глаза, – слыхал ты, что есть на свете фальшивые деньги?

– Коли не слыхать! И слыхал и видывал даже, да все же ее от настоящей отличить-то можно.

– Можно оттого, что дураки этим делом занимаются, подделать хорошо не умеют, а вот я покажу тебе сейчас две синенькие, отличи, которая из них с фальшью?

И молодой человек, вынув из бюро две пятирублевки, подал их Фомушке и подвинул к нему лампу.

– Шутки шутить изволите, ваше сиятельство! – недоверчиво ухмыльнулся блаженный, внимательно разглядывая бумажки. – Как есть одни только шутки, и больше ничего! Обе они настоящие.

– Нет, одна фальшивая, говорю тебе, а ты вот угадай-ка мне которая!

– Эта, что ли? – неуверенно спросил Фомушка, подавая ему ассигнацию, которую молодой человек внимательно разглядел у лампы.

– Нет, любезный, ошибся: эта настоящая, – улыбнулся он, – а та вот – подделка.

Фомушка только головой покачал от удивления.

– Это за границей, в Лондоне, у англичан сработано, – пояснил ему хозяин, – я одну только и захватил для примера.

– Ссс… Ишь ты! – удивился блаженный. – Правильно, значит, говорят, что там народ-то – все ученый мазурик… Нашему брату не потягаться с ними. Наш брат все больше на чистоту ломит, да на простоту норовит.

– Вот то-то же и есть! А как ты думаешь, хорошо бы и у нас в Петербурге завести такую фабрику?

– Еще бы нехорошо! Известное дело…

– И ты бы не отказался работать для такого дела?

– Я-то?.. Э, я хоть что хошь! Я это все могу, значит.

– А можешь, так делай, в накладе не останешься.

– Да как же это делать-то, ваше сиятельство?

– Как делать? Руками! Руками, любезный мой! Как и все на свете делается – руками да башкой, только в этом деле, все равно как на заводе, всякому работнику своя должность дана. Так вот и ты свою должность получишь.

– А моя какая будет?

– На первый раз вот какая, – приступил хозяин к объяснению: – Прежде всего надо за городом, где-нибудь в пустом, уединенном месте отыскать подходящий домик или избу, чтобы лишние глаза не глядели.

– Смекается, ваше сиятельство!.. Это – могим! Есть подходящее на примете.

– А есть – и того лучше! Ну, потом ты подыщешь надежных товарищей, – продолжал чудной гость, – чтобы верные да честные люди были.

– И это, значит, могим! – охотно согласился Фомка.

– А затем, время от времени, тебе будут выдаваться на руки деньги, а ты вместе с товарищами пускай их в оборот – покупайте себе что знаете и меняйте фальшь на настоящие деньги. Ты будешь отбирать от них и ко мне приносить, а я вам жалованье хорошее стану платить за это. Только кроме тебя из них ни одна душа не должна знать – как, что и кто, и откуда идет все это. Согласен?

– Согласен, ваше сиятельство! – решительно и весело откликнулся блаженный.

Хозяин для поощрения на первый раз дал ему еще одну двадцатипятирублевку и приказал приступить, без лишних проволочек, к отысканию за городом помещения, которое вполне соответствовало бы необходимым условиям.

– А ежели отыщешь, приходи прямо ко мне сюда вот, – распорядился он в заключение. – Будешь допущен ко мне беспрепятственно.

Затем позвонил человека и приказал ему проводить с лестницы блаженного.

На дворе уже рассвело настолько, что Фомушка мимоходом хотел бы прочесть фамилию на дверной доске, но таковой не оказалось.